Виктор Гламаздин - Одна против зомби

За последние годы я перечитала и пересмотрела кучу разной ботвы про зомби, ибо, как учили Наполеона Суворов с Кутузовым: врага надо знать в лицо, — то бишь в его мерзкую, гниющую, покрытую язвами поганую морду.

И конечно же, я ознакомилась с техниками африканских колдунов разных племенных культов и их гаитянских коллег — вудуистов, скрестивших в едином ритуале христианство и негритянский фольклор. Кстати, на самом деле колдуны вовсе не убивали пиплов, обращая их в зомби, а просто калечили бедолагам мозги.

Я даже выклянчила у знакомого букиниста самое первое в мировой библиографии пособие по зомбилогии — The Magic Island, книгу, где ожившие мертвецы впервые в мировой истории названы «зомби». Оная теперь стоит у меня там, где простые смертные ставят фотографии своих мужей или собак.

Эта изданная в 1929 году книженция является, типа, автобиографическим очерком некоего Вильяма Сибрука (любопытнейшая, между прочим, личность: людоед, алкоголик, наркоман и садист!) о его приключениях на Гаити.

В своей книге старина Вильям рассказал о проводимых знакомой колдуньей вудуистских тусовках.

Упомянул Сибрук и о том, что на гаитянских плантациях сахарного тростника работают покойнички. Знамо дело, приврал, конечно, старик. Однако не соврешь — красиво не расскажешь.

Та его книжка породила зомби-бум. И вот уже выходит полнометражный фильм White Zombie, где у пашущих на плантациях зомби уже есть повелитель, а в серьезных журналах ученые рассуждают о способах превращении пиплов в ходячие трупы.

Даже Вторая мировая война, принесшая горы трупов, моря крови и не меряно горя и всяческих подлых злодейств, не смогла надолго пригасить интерес к существам, обретшим новую жизнь, но навсегда потерявшим волю и разум. Как только 2 октября 1968 года в Питтсбурге состоялась премьера мувешника «Ночь оживших мертвецов», так сразу же интерес к этому новому виду существ среди публики начал стремительно возрастать, достигнув пика к концу XX века.

В XXI веке термин «зомбирование» начал приобретать более универсальный смысл.

Так стали называть применяемую пиарщиками, политтехнологами, рекламщиками, теледикторами, проповедниками и прочими охмурителями беззащитных человеческих биомасс систему промывания пиплам мозгов с целью превратить их в безвольных марионеток.

Поэтому на всякий случай я окончила курсы по борьбе с зомбированием, где за смешную сумму — всего двести баксов — меня научили противостоять тысяча первому кадру, психотронному облучению и козням энэлпэшников без всякого там заземления через батарею отопления и ношение шапочки из фольги.

Плюс к этому я решила получить как можно больше опыта обращения со стрелковым и холодным оружием. Благо, Толик только приветствовал мое желание (по крайней мере, мне так показалось).

А еще — тоже на всякий случай — я покрестилась. И даже заучила несколько молитв против нечистой силы. Правда, они у меня все поперепутались в голове. Но уверена, при встрече с мертвецами я найду способ убедить их в моей несъедобности.

И теперь я уже почти желала схлестнуться в беспощадной схватке с толпой голодных чудовищ и отработать на них свой арсенал приобретенных боевых навыков.

Ох, сестрицы, не даром в банковских отделах кредитования физических лиц ушлые зазывалы честно советуют каждому лоху: «Бойтесь своих желаний». Ибо, когда те сбываются, становится намного хреновее, чем до того.

У каждого из американцев или каких-нибудь там французов есть свой скелет в шкафу. У русских таких шкафов нет. И вовсе не потому, что купить их совсем нету никаких денег.

Просто количество наших скелетов не уместит ни один шкаф. В России каждый ее гражданин еще с младенчества впутан во что-либо противозаконное. Такое уж у нас законодательство.

Поэтому, чтобы оказаться в тюряге, надо совершить уж что-то совсем непотребное. Например, маздануть с госзаказа лимонов двадцать зелени и при этом не отстегнуть даже пакетик леденцов своему доброму и мудрому начальству.

Естественно, и у меня — верной дочери своего героического народа — тоже полным полно всяческих тайн, которые не стоит знать родному государству.

Одна из оных касается регулярного нарушения уголовного законодательства, беспощадно карающего за махинации и манипуляции холодным и горячим оружием.

Однако у нас тут не какая-нибудь там Норвегия или Вьетнам. У нас в России есть целые губернии, где если ты без «калаша» за пазухой, значит, не полноценный мужик и тебя никогда не пригласят кушать шэрбэт с правильными пацанами.

Не помню кто, но несомненно ушлый и многажды битый жизнью пацан, как-то перед расстрелом произнес: «Безумная строгость той хрени, которая на Руси считается законом, компенсируется умной необязательностью ее исполнения».

Поэтому мы с Толиком сегодня даже и не думали таиться от кого-либо, занимаясь не совсем одобряемым Уголовным кодексом делом на территории района Промзона — набитом всяким хламом и отходами производства куске подмосковной территории.

И настал день. И встала мы, дети Сварога — я и Толик — лицом к Даждьбогу. И прикоснулись к выточенному из ясеня оберегу Макоши, прося богиню о заступничестве и покровительстве…

Короче, мы проводили испытания заделанного под старину ружьища. Наша цель состояла в том, чтобы узнать: можно ли было оное использовать для стрельбы серьезной картечью.

Имелась серьезная возможность утереть нос нашим оппонентам по изучению свойств древнего утильсырья.

Мы с Толиком — одетые в рабочие робы и в покрытые пятнами краски и оружейной смазки серые фартуки — тихо-мирно-культурно стояли, никого не трогая, под фанерным навесом возле слесарного верстака.

В тисках намертво прикрученных болтами к чугунной столешнице верстака была крепко зажата тяжелая двухметровая хрень, в смысле старинная пищаль — железная труба, прикрепленная к деревяшке. Типа, ружье древнеуродского вида.

Толик окончил объяснять мне технику стрельбы из столь убогого оружия. И я, внутренне содрогаясь от непредсказуемости момента (а все женщины терпеть не могут непредсказуемость, сколь бы не перло от нее адреналиновой романтикой; это для пацанов остаться без руки-ноги — плевое дело, а для дам даже потерянное ухо дорогого стоит) под его чутким руководство запыжила порох и нарезку из толстой железной проволоки в ствол пищали.

Было тихо. Почти тихо, ибо где-то вдалеке, там где сизом тумане горящих торфяников зеленели ивы, березы и прочие баобабы Среднерусской возвышенности, все-таки кукарекала какая-то живность.

Ее мерзкое караоке напоминало визг гиены, пронзенной отравленным дротиком пигмея. Но откуда в подмосковной лесополосе пигмеи? И откуда тут гиены? Нет, наверное, это кукарекали какие-нибудь дятлы или эти, как их… рябчики.