Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

И сейчас, при встрече с обвиняемым лицом к лицу, доктор Годфри стал более доброжелательным к точке зрения своей дочери: Питер был совершенно другим. Он не был нашим соседом. Он не хотел вещей, которые хотим мы. Если вы скажете ему выпрямиться и вести себя прилично, он посмотрит на вас с искренним недоумением: в его мыслях он и так это делает. Кроме того, он был виновен в самом немыслимом преступлении перед цивилизацией, такой же неестественной, как резкая хромота: он не принадлежал никому.

Он не хотел находиться здесь сейчас, это было очевидно. Но он пришел. Он был здесь, потому что Лита попросила его, это демонстрировало базовый уровень целостности, что, по оценке Годфри, давало парню пару очков. Его сильнейшим страхом была возможность, что придуманная Кристиной Венделл история об оборотне, есть психологическая защита от более тревожной реальности, но профессиональные инстинкты толкали его к другой теории насчет его пациентки. С другой стороны, все было очень просто: люди напуганы, и кто-то должен за это поплатиться, а Питер был как раз Не Одним Из Нас. Но вот он пришел и старается (хотя ему действительно тяжко носить галстук), и, кроме того, нельзя списывать со счетов, как добр он с Шелли. Единственное из всего, что нельзя списывать со счетов.

Годфри протянул Питеру бокал, который Питер поднял, чтобы чокнуться.

– За… Романа, – сказал Годфри. Он, конечно, хотел сказать что-то безобидное и забавное, но вышло это.

– За Романа, – ответил Питер, и в его глазах стояло странное выражение, которое, как заметил Годфри, проскакивало во время обеда, не зрелость, нет, но словно ясность и понимание окружающего. В них будто бы читался истинный облик его души, прожившей не одну жизнь, и в этой жизни она пряталась за маской лица Питера.

Годфри заметил, как он сжал ногу Литы, но, к его удивлению, это порадовало его. Да, он был рад. Рад, что его странная дочка нашла странного кавалера, что в ее жизни есть человек, который так к ней прикасается. Перед ним сидела женщина, которую он создал.

Как только со стола было убрано, он сделал скептическую маску на слова Литы, что она подвезет Питера домой, потому что сам он выпил, и никому не хотелось рассматривать идею тревожить из-за этого Мэри. И теперь он отрекся от своего престола, от права частной собственности, от того, чтобы быть помехой между ними. Они справятся и без него. Он дал им напутствие веселиться, надеясь, что они будут действовать наоборот. Они будут жить.

Она уже настоящая женщина. Что вы знали про это?

Из архивов доктора Нормана Годфри:

КВ: Мне снова приснился тот сон, где я на заводе. Но в этот раз он был другим, в этот раз, когда настал момент, я не знала, прятаться мне или обернуться и встретиться с этим лицом к лицу, но вдруг я увидела кого-то снаружи, за окном. Это был Френсис Пульман. Я думаю, потому что… Боже, ненавижу говорить такое вслух, но это из-за его странных глаз. И это единственное, что изменилось во сне, он просто стоял, не произнося ни слова, а я все так же застряла в том же месте, но с мертвецом, наблюдающим за мной.

НГ: Есть какие-нибудь мысли, какую роль Пульман или его призрак играли в твоем сне?

КВ: Я… Это прозвучит немного безумно, доктор.

НГ: Ничего, ты в правильном месте.

КВ: Его лицо.

НГ: Что ты имеешь в виду?

КВ: Он ничего не говорил, но я смотрела на его лицо и знала – он говорит мне что-то.

НГ: Ты можешь рассказать, о чем он говорил?

КВ: Он говорил мне… Ты потеряешь свою душу.

НГ: …

Был последний день перед Снежной Луной, и прозвеневший после восьмого урока звонок не только освободил тела школьников оставшемуся дню, но также подарил последние горячие минуты отрицания со стороны Питера, откладывавшиеся им последние две недели: теперь он должен сказать ей. Женщины и разговоры всегда идут рука об руку, как нечто приятное в сочетании с четвертованием. Он шел из своего класса к автобусу, морщась от такой перспективы, когда перед ним появились Алекс Финстер и Том Даблик, и еще двое подошли сзади. Не такую отсрочку от разговора желал Питер.

– Завтра полнолуние, – сказал Алекс.

Питер промолчал.

– У тебя что, сперма в ушах, Руманчек? Я с тобой говорю, ты, грязный цыганский кусок дерьма.

Питер не отрывал взгляда от таблички «Выход» в конце коридора.

– О, наверное, он просто расстроен из-за своей девчонки в коме, – сказал Том.

Решение, знал Питер, было простым: добраться до автобуса. Они только и жаждут, чтобы он дал им повод. Если люди хотят напасть на тебя, они просто нападают; этим же говноедам нужна причина. Так что самым очевидным и простым выходом было держать свой рот на замке и добраться до автобуса.

Алекс назвал его цыганским отродьем, и когда они вместе проходили через дверной проем, то прижались друг к другу, и Алекс, повернув голову, горячо задышал в ухо Питеру.

– Скорее всего, он спешит домой отсосать у своей Спящей Красавицы, – произнес Том.

Просто подержать рот на замке еще немного, чтобы добраться до 89-го автобуса.

Они хотят, чтобы он дал повод, но Питер достаточно бывал на месте избитого в потасовках, чтобы знать: ничто этого не стоит. Вот что отличало Питера от Романа; Питер обладал контролем. Если они смогут отнять и его, тебе больше нечего будет терять.

Том поднес два пальца к своему носу и глубоко вдохнул: – Не киской ли тут запахло?

Теперь они вышли наружу, автобусы стояли у остановки, не далее чем в пятнадцати ярдах от них. Пятнадцать ярдов до заветной цели.

Алекс положил руку на плечо Питера: – Так откуда взялась твоя волчья половина, а?

Он думал, эта навязчивость заставит Питера отреагировать. Но тот был достаточно умен, желая просто добраться до автобуса.

– Твоя мама засунула кость между ног и сказала: «Идите и возьмите ее, парни»? – произнес Алекс.

Питер ударил Алекса по яйцам.

Алекс согнулся, запнувшись о собственные ноги, и упал. Другие парни были прямо за ним, но секундное замешательство – все, что необходимо, чтобы добежать до автобуса, любого, что поблизости, за который он может зацепиться и отпинываться. Его глаза пробежались по окнам автобуса, и на короткое время он встретился взглядом с девочками, близняшками Сворн, уставившихся на него маленькими испуганными глазками, если бы их глаза были самым худшим, нет, тут были вещи похуже, чем просто глаза зрителей.

Он начал подниматься по ступеням в кабину, когда глаза одной из сестер расширились (у какой – уже не узнать), и она закричала:

– Берегись!

Но Питер знал: поздно. Рука схватила его за косичку и стянула со ступенек автобуса, толкнула на тротуар, где он оказался зажатым парнями в кольцо. Он смотрел прямо на Дункана Фитца, на двести десять фунтов Дункана Фитца, который не искал драки, но теперь, когда ее дух витал в воздухе, не мог от нее отвернуться. Вот, чего стоит тебе драка: права на абстракцию, такую, как «честность».