Брайан МакГриви - Хемлок Гроув [любительский перевод]

Белый волк обнюхал лицо Питера и лизнул. Питер стоял. Он закрыл глаза. Как будто оценивал аромат духов или ожидал поцелуя. Но, на самом деле, он вспоминал. Это был первый волк, с которым он столкнулся после Николая, он вспомнил с внезапной живостью ощущение языка Николая. Прекрасное воспоминание, вполне подойдет для последнего, прежде чем он лишится своего человеческого лица.

Белый волк прыгнул и сорвал кожу с его лица.

Лита продолжала кричать, но Роман сомневался: раздается этот крик возле его уха или где-то далеко, далеко позади. Питер сжался на полу, а белый волк опустил голову и лакомился остатками жира. Плохой знак – зверь, погрузивший морду в лицо его друга. Перед глазами Романа всплыла старая цитата, которую Джейкоб Годфри счел важным записать над своим портретом: НАША ЛЮБОВЬ НЕ ДОЛЖНА БЫТЬ СМЕСЬЮ СЛОВ И МИЛЫХ ТОЛКОВ. ОНА ДОЛЖНА БЫТЬ ОТРАЖЕНИЕМ ДЕЙСТВИЙ И ИСКРЕННОСТИ. Роман кивнул. Настал его час. Этот зверь не хочет его, он хочет получить ее, но этому не бывать. Оборотень придет за ней, и Роман бросится на него и, возможно, сумеет убить, хотя, скорее всего, убьют его самого, но, в любом случае, сперва этот зверь пройдет через него. Он видел в зеркале бьющееся сердце, его Убийство, и он знал: сердце было его собственным, и, как и всем сердцам, ему некуда прятаться. Но ради нее он готов, может, он и не был воином, но одно чувство управляло им – величайшая и эпическая сила любви.

Белый волк наконец-то закончил есть и, оставив на полу что-то блестящее, поднял голову и посмотрел на них. Роман схватил Литу за запястье и сказал:

– Когда крикну, беги! Беги за больничный блок и спрячься так хорошо, как сможешь. Справишься?

Она не ответила ему, и он увидел ужас и скорбь в ее глазах, и понял: что бы она сейчас не попыталась сделать, это будет ошибкой. Варгульф сделал первый осторожный шаг по направлению к ним.

Роман заглянул ей в глаза. – Переживи это.

Но затем раздался испуганный визг, белый волк отпрянул в сторону. На его горле сомкнулись челюсти коричневого волка. Варгульф дико забился, потянув за собой полностью сформированного из ужасного кокона кожи и плоти волка, который еще мгновение назад был парнем по имени Питер. Белый волк отчаянно трясся, но клыки коричневого сжимались со все большей непримиримостью, потому он был вынужден изменить тактику, вжаться в себя, вывернуться и вонзить клыки в тело врага. Клыки оборотня поставят точку в историю.

Роман смотрел, как два зверя рвут и кромсают друг друга с яростью, отбрасывающей их назад и толкающей вперед, бьются об стены, перелетают через скамьи и вертятся на полу; белый волк был в три раза больше, но коричневый не выказывал страха, только намерение, намерение сдерживать и сдерживать его, даже за пределами разумного, просто сдерживать его. Намерение, которое остановит лишь смерть. И, пока они катались и кусались и царапались, с прижатыми ушами и раскрытыми пастями, обнажив белые зубы и черные десна, а земля под ними окрашивалась красным, оба сохраняли молчание все это время – как только началась битва, оборотни не проронили ни звука, зная, к чему ведет их столкновение. К смерти. В громогласной тишине, было ясно одно: ни один не выживет в этом сражении.

Белый волк оторвал половину уха коричневого, и острые когти вонзились в брюхо и распороли его, но он не мог бы причинить боль такой силы, чтобы из-за всей своей дикой мощи коричневый смог ее осознать. Все, как заведено. Добро против зла во всей своей сырости и элементарности проявления. Но Роман, признательный абсолютному катарсису происходящего, казавшегося поначалу необходимой данностью, теперь начинал уставать. Он устал, потому что преждевременно почувствовал тяжесть того, как же, мать его, грустно ему будет жить остаток своих дней.

Он уловил тихое бормотание рядом со своим ухом. Это была Лита. Она молилась. Она молилась своему ангелу. Вот ты сумасшедшая сучка , подумал Роман и тоже начал молиться.

Именно в этот миг, потускневший за окном свет принял несколько странный голубой оттенок, и вместе с этим раздался низкий и отдаленный рокот грома. Но свет не пропал, как это бывает при ударе молнии. Он начал разгораться. Что бы это ни было, оно двигалось. Приближалось. И Роман, почувствовав дрожь в коленях, понял, что грохот был не от грома, тряслась сама земля. Между тем, собачий бой все продолжался. Лита замолкла, а Роман задался вопросом, могло ли произойти столь абсурдное божественное вмешательство. Неужели на их мольбы кто-то ответил?

Свет становился все ярче, прорываясь через щели под дверьми, высвечивая пыль, кружащую в его лучах; основание часовни сотрясалось. И в этот миг ускользавшая ранее связь, неожиданно щелкнула в голове у Романа: Дженнифер Фредерикс. Дженни.

– Ого, – произнес Роман и толкнул Лету на пол, закрыв ее своим телом, и тут же двери сорвались с петель, и дождь из стекол разбитых витражей пролился ему на спину, комната залилась ярчайшим светом, который можно было заметить из кабины летящего самолета, и разъяренный гигант взревел в тишине. Последовали тошнотворные звуки мести, жестокой и короткой. Сначала стук отброшенного от драки тела одного волка, затем хруст и короткий вой другого ломающегося тела.

И так же неожиданно все прекратилось. Роман заморгал, привыкая к освещению, будто ослепленный снегом, и поглядел на последствия: двери сорваны и отлетели к скамьям, коричневый волк неподвижно лежит у стены, истекая кровью. Его сестра, с очерченным в сумерках профилем, сидит на коленях, тяжело дыша, а руки ее качают обнаженное тело мертвой девушки с изогнутой спиной и торчащим осколком позвоночника.

Шелли глянула на своего брата. Ее глаза были бездонные, величиной с блюдца. Впервые в своей жизни она приняла решение навредить другому живому существу.

Роман встал, осторожно стряхивая пыль и осколки с рукавов. Подошел к ней.

– Отпусти ее, – сказал он. – Отпусти ее, Шелли.

Положил руку ей на спину. Ее лицо прижалось к его. Он напрягся, выдерживая ее вес. Сказал ей, что все будет хорошо. Снова попросил положить девушку на пол. И в этот миг он увидел, что это еще не конец. В этот миг он увидел мужчину.

Мужчина стоял снаружи. На самом деле, он просто прогуливался в роще, хотел проветриться, зная, что течение его мыслей не придает чести ни ему, ни тем, кого он потерял. Но теперь, привлеченный шумом в часовне, он стоял снаружи с ненавистью в сердце и дробовиком в руках, и его глаза не воспринимали ничего, кроме убийцы еще одной мертвой девочки.

Женская часть аудитории, возможно, предпочтет сейчас закрыть свои глаза.

Крики Романа утонули в грохоте первого выстрела шерифа. Шелли покачнулась от попавших в нее пуль, но не упала, зато Кристина Венделл скатилась на пол. Роман сделал необдуманное движение, начал махать руками в воздухе, заставляя шерифа целиться в него, а не в сестру. Шелли грубо схватила его за шиворот и отбросила в сторону. Роман отлетел назад, подальше от угрозы, в то время как следующий выстрел попал ей в грудь.