Карина Сарсенова - Хранители пути

— Как изволите, шеф, ваше право… Хотя я бы нипочем его не пропустил… — убираясь с пути Геннадия, раздраженно забурчал секретарь. — Проходите! — отвернувшись от нежеланного посетителя, но не выпуская его из периферийного поля зрения, гавкнул Александр Евстигнеевич.

Поспешно пробежавший мимо него Геннадий исчез в кабинетных глубинах амадеовского обиталища.

— И какие с этим чертом могут быть переговоры… — расстроено потирая вспотевшие виски, забормотал пожилой мужчина. — И где мои очки?

— Эй, чего расселись, вы не в гостях! — резко вклинился он в молодежный мирок на диване. Насладившись испуганным видом сбившихся в плотную кучку юных лиц, с жалобно-негодующим видом скомандовал: — Идите, помогите старому больному человеку собрать вещи. Скоро, сдается мне, покину я эти стены навсегда… Что ж это такое делается… Куда мир катится…

Свет, заливающий кабинет, казалось, поступал в него отовсюду. Вливающиеся в окна солнечные потоки смешивались с подспудным свечением белых стен, с голубоватым электрическим сиянием потолочных ламп, с янтарным блеском в глазах Амадео… Световые лучи, касаясь стен и потолка, рассыпались игривыми зайчиками по мягкому старинному ковру, ласковыми бликами взбирались на колени сидящих вокруг стола людей, душевным теплом собирались в морщинках их улыбающихся и грустных лиц…

— Ну, так что, Галымжан, возьмете ГЕНУ себе в хор? — заговорщицки подмигнув, Амадео наклонился к доброжелательно улыбавшемуся навстречу ему интеллигентному мужчине. — Ему надо заняться творчеством на какое-то время. Душа горит, — усмехнувшись, он посмотрел на неподвижно тоскливого Геннадия.

— Да, разумеется! — разулыбавшись еще шире, охотно откликнулся Галымжан.

— Петь он, правда, не умеет… — Амадео задумчиво постучал пальцами по столу, рассматривая упорно молчавшего Геннадия. — Но куда же еще мы его можем пристроить…

— Ничего, научим! — полный энтузиазма возглас вклинился в раздумья хозяина офиса. — Мы его поставим так, что его голос особо влиять на общий звук не будет. Определим, куда поставить. Я его прослушаю и определю.

— Вот и я так думаю, — одарив Галымжана благодарным взглядом, вымолвил Амадео. Карандаш, внезапно появившийся в его пальцах, казалось, материализовался из парящего в комнате солнечного света. — Тем более что взять его надо на недолгий срок. Я так предполагаю…

— На какой срок надо, на такой и возьмем! — с готовностью откликнулся добродушный Галымжан. Мысль, мелькнувшая у него в голове, была поймана гибким сознанием и заискрилась в глубоких карих глазах. — А вдруг у парня талант! — взгляд мужчины загорелся неподдельной радостью глубоко увлеченного своим делом человека. — Раскроем, проявим!

— Вот за что я вас люблю, Берекешев, — Амадео перегнулся через стол и, взяв руку Галымжана в свою огромную ладонь, бережно сжал ее. — Так за вашу неискоренимую, прямо-таки ангельскую доброжелательность, миролюбие и страсть к творчеству. Вы им не занимаетесь. Вы им живете! Такой человек, как вы, дорогой наш хоровик и композитор, никогда не пропадет!

Музыкант, с уверенной теплотой ответивший на предложенное рукопожатие, радостно улыбнулся.

— Спасибо, шеф. Но как же без этого? Людям надо давать шанс. Мы ведь все… — с искренним сочувствием он заглянул в заблестевшие глаза Геннадия, — …хотим быть счастливыми и не желаем страдать, не так ли? А творчество как раз помогает обрести гармонию с собой.

— Вот и отлично! — воодушевленно воскликнул Амадео, вложив холодные пальцы Геннадия в сухую теплую ладонь Галымжана. — Значит, по рукам.

— По рукам! — согласно кивнул композитор, одновременно отвечая на два рукопожатия.

Выйдя из кабинета, Галымжан осторожно прикрыл за собой тяжелую дверь.

Устроившись в кресле поудобнее, Амадео заложил обе руки за голову и принялся с интересом рассматривать своего чрезвычайно немногословного гостя.

— Прав хормейстер. Шанс надо давать людям. И нелюдям тоже, — уловив нервное подрагивание опущенных век визитера, не без ехидства добавил: — попал ты, ДАМБАЛЛА.

— Да, попал, — усталым голосом отозвался Геннадий. Взгляд, полный тоски, окутал массивную фигуру Амадео.

Стряхивая с себя чужеродную печаль, Амадео повел широкими плечами. Покрутив между пальцами солнечный карандаш, несколько минут с явным удовольствием созерцал впалую грудь Дамбаллы.

— Знаешь, — сообщил Амадео, изучая сидевшего перед ним мужчину с азартом зоолога-коллекционера, — я лично не стал бы тебе оказывать услугу.

Опустив голову еще ниже, Геннадий тяжело вздохнул.

— Я понимаю тебя, младший ангел.

— Черт, не называй меня так! — подскочив на своем месте, вскипел ученик архангела. — Ты мне не начальник, чином тыкать!

— Извини… — испуганно съежившийся Геннадий часто-часто заморгал заслезившимися глазами.

— Но я не вправе принимать решения такого рода и уж тем более обжаловать их. Насколько мне известно, у вас, как и у нас, это не принято, — мгновенно остыв, ледяным тоном изрек Амадео.

— Не принято, — слабым эхом подтвердил сжавшийся на стуле Геннадий. Развалившийся в кресле Амадео по-американски взгромоздил обе ноги на стол. Взглянув на свои давно не чищенные туфли, он поморщился, но продолжал с вызывающим упрямством осыпать уличной пылью дорогую обивку стола и разложенные на нем документы.

— Вот и хорошо. Хоть какие-то точки соприкосновения… Так вот… Согласно полученным мною инструкциям, ты найдешь в моем лице защиту и приют. Если того пожелаешь, разумеется.

Замерший в ожидании полного приговора, Геннадий, казалось, перестал не только двигаться, но и дышать.

— Ах, да, я и забыл… У вас же, демонов, нет желаний, кроме указов вашего хозяина. Рабы… — Амадео полусочувственно-полупрезрительно ухмыльнулся и сощурил блестящие глаза. — Но я не вправе так же вас осуждать, — едва не вывалившись из кресла, атлет попытался вальяжно потянуться. — Хотя, следует признать, видеть у себя в кабинете поверженного демона — очень приятная штука. Большего наслаждения я в этом мире не испытывал… Я бы, пожалуй, довел его до экстаза. Честно говоря, мне очень хочется добить тебя, ДАМБАЛЛА. Вот прямо здесь…

Гнетущая тишина повисла в залитом ярким светом просторном кабинете. Внезапно охрипшее дыхание Геннадия распугивало собравшихся вокруг него солнечных зайчиков.

— Хорошо, — твердо сказал Амадео, мощным рывком поднимаясь из кресельных глубин. — Вопрос уже решен, и я лишь исполняю принятое не мною решение.

Подойдя к двери, он выглянул в закабинетное раздолье.

— Александр Евстигнеевич! — требовательный окрик шефа пронесся по вмиг притихшей приемной.

— А? Что? — услышав голос Амадео, трагично возлежащий на диване секретарь попытался встать. Смоченный в холодной воде носовой платок, приложенный к его багровому лбу, съехал на нос и оттуда упал прямо в руки шустро подбежавшей к Александру Евстигнеевичу девушки из черно-белого хора. С трудом усевшись, он отвел в сторону протянутую другой девицей чашку с благоухающим дорогим коньяком крепким кофе.