Игорь Липин - Казаки

Надеть в дело почти новые кальсоны было не только пределом мечтаний, но и доброй приметой, сулившей успех. [3] Среди казаков необычайно развиты различные суеверия. Так, например, считается что если, идя на охоту или в вылазку, надеть чистоё нижнее белье, то удача будет обязательно. Примечание автора.

У Митяя запершило в горле. Не в силах выговорить слова благодарности, бухнулся он на колени перед кладовщиком и, коснувшись лбом грязных досок, замер в таком положении. Это было наивысшим выражением благодарности, принятом в отношениях только между близкими и родными людьми.

— Да ладно, ладно, будет тебе… — неожиданно срывающимся голосом проговорил Прохор, неловко пытаясь приподнять голову подростка и гладя его по волосам.

— Вот вернёшься с задания, поговорю с атаманом, чтоб я тебе заместо батьки был.

Будем вмести жить… Люб ты мне… на отца своего дюже похож….

— Тока потом это всё будет, а сейчас давай-ко дела закончим, — он поспешно отвернулся, откатился к столику, раскрыл записи и сухим тоном продолжил:

— Так, тебе из снаряги можно получить: палатку брезентовую, топор, котелок, верёвка в шестьдесят локтей длиной и компас. Ну, плёнку-серебрянку ещё дам, в виде исключения. Вот и всё. Что брать-то будешь?

От всего перечисленного Митяй отказался. Палатка в одиночной вылазке совсем не нужна — через пару дней обледенеет и будет неподъёмной; топорик у него свой есть, острый, звонкий, с удобной рукоятью — не чета общественному колуну; котелок вообще насмешка — варить-то нечего; верёвка и компас тоже ни к чему.

Правда, насчет компаса засомневался — может, зря не берёт? Взрослые мужики говорили, что по компасу идти по тайге не в пример лучше и точнее получается.

Только ведь ответственность огромная — всего три компаса было на всю станицу.

Потерявшего или повредившего этот хрупкий прибор ждала казнь на месте. Поэтому и остерегалась молодёжь брать его в вылазки. Ладно, как-нибудь обойдётся — зря что ли их на курсовой подготовке учили ориентироваться по звездам да и по другим приметам. Авось не заблудится…

А вот плёнка-серебрянка — вещь изумительная. Её брать обязательно надо! Из неё легко можно экран теплоотражательный возле костра соорудить или, просто завернувшись в неё, спать на снегу. При всём том она была очень лёгкой, почти невесомой. Один только недостаток: уж очень непрочная, обращения бережного требовала — легко рвалась и хрупкой становилась на морозе. Про себя решил Митяй: если выживет после первого своего испытания, то на первой же Ярмарке купит себе такую плёнку — чего бы она ему не стоила…

Вечером с сожалением повертел в руках Митяй прибор ночного видения и отложил в сторону. Без аккумуляторов он бесполезен. Таким же бесполезным был и старый карабин оставшийся после смерти отца — патроны ещё дороже батареек!

С тоской достал Митяй арбалет с плохонькой деревянной дугой, поставил новую тетиву, долго точил ржавые наконечники стрел-болтов. Потом подштопал ветхий маскхалат из ткани, которая почему-то называлась «парашютной» и тщательно осмотрел крепления лыж. Любой казак знает, что лыжи — это самая главная часть снаряжения. Верная гибель будет, если они подведут. В глубоком снегу человек просто утонет, не в силах передвигаться. А уж от погони и подавно не уйти!

Лыжи у него были знатные. Старинные, ещё от деда достались. Вся станица завидовала. Скользящая поверхность из тёмного просмоленного дерева с металлической окантовкой по бокам. Сверху, на почти стёршейся лаковой поверхности, читалась загадочная надпись: «Мукачево-Бескид». Скорее всего, это было какое-то старинное заклинание, приносящее удачу охотникам. Лыжи были на удивление прочные и вместе с тем лёгкие. На них одинаково хорошо скользить и по плотному весеннему насту и тропить лыжню по снежному пухляку…

Достал из чехла нож. Внимательно осмотрел лезвие. Вроде в нормальном состоянии, но подточить лишний раз не мешает. Некоторые поширкают по ножу любым наждачным камнем и считают что всё готово. Не, нож точить — это целая наука! А науку эту ему отец преподал. Лучше него в станице никто не мог режущий инструмент вострить. Хитростей хватало: начиная от того, как руку держать при заточке и заканчивая тем, на какой полоске кожи бритвенную остроту задавать. Сначала надо на крупнозернистом наждаке под нужным углом обновить режущую кромку. Потом, постоянно смачивая водой, доводить на мелком оселке. А в конце навострить на мыльном камне и о кожаный ремешок пошоркать. Остроту проверить легко. Волосок из головы вырвал и на весу рубанул по нему ножом. Если волос не перерезался — точи снова! Всё заново повторять надо…

Пошарив по полке, нашёл пылившийся там свинцовый кастет. Отец давно собирался из него пули отлить, да только без надобности было. Когда пороха и капсюлей нету, то пули-то вроде как и не нужны.

Митяй примерил кастет на руку. Оружие это, конечно, было никчёмное. В ближнем бою нож всегда лучше, но сейчас в запланированном деле кастет мог очень даже хорошо пригодиться. По задумке, подсказанной хитроумным Прохором, собирался он только оглушить свою жертву, чтобы потом не тащить на плечах, а на своих ногах гнать по лесу.

Вот вроде бы и готово всё в путь. Старенький рюкзачок собран и застегнут на все пряжки. Лыжи, натёртые дегтярной мазью, у порога стоят. Колчан, с короткими арбалетными стрелами, перед выходом через плечо повесит. В дороге он в одной руке арбалет будет нести, а в другой лыжную палку держать. За два дня, на третий должен он будет добежать до Старого Города. Ну а там как Бог даст…

Подкинув в печь побольше дров, Митяй лёг спать. Перед дальней дорогой по промороженной насквозь тайге, надо обязательно выспаться в тепле. Это тот самый случай, когда можно не экономить дрова. Старенький, бережно хранимый будильник поставил на пять часов утра.

Поворочавшись на жёстком топчане без сна, понял, что не сможет уснуть.

Засветил лучину от тлеющей в углу лампадки, наугад достал с полки стоящую с краю книгу — толстую стопу берестяных листов, зашитые между двух деревянных дощечек.

Ещё в детстве отец научил Митяя забавному занятию: при помощи букв складывать звуки в знакомые слова и записывать их на бересте. Это было похоже на чудо.

Молчаливые берестяные листы начинали беззвучно рассказывать совершенно необычные истории. Неизвестное прошлое становилось явью. То, что уже почти всеми станичниками забылось навсегда, навечно оставалось в книгах! Листая старые, сделанные ещё дедом и отцом записи, узнавались удивительные истории. С благоговением открыл Митяй первую страницу и вновь стал вчитываться в знакомые строки: «Хроника первая. 0072 год после Большого Взрыва. Новейшая история казачьего общества, записанная вольным казаком Степаном Ботаником сыном Сергея Клещенога.