Клайв Баркер - Книги крови III—IV: Исповедь савана

Вирджинии хотелось, чтобы он замолчал. Она любила слышать, как муж; читает стихи из Откровения, но только не сегодня. Сегодня слова звучали так, словно теряли свое значение, и она почувствовала, возможно, впервые: он не понимает того, что говорит. Он вновь и вновь цитирует эти фразы, а их смысл исчезает. Неожиданно для себя она презрительно хмыкнула. Гир тут же прекратил чтение.

— В чем дело? — спросил он.

Она открыла глаза, огорченная тем, что прервала его.

— Ни в чем, — ответила она.

— Тебя расстроило то, что я читаю?

Ему требовалось знать. Допрос был очередным испытанием, и она тут же дала задний ход.

— Нет, — сказала она, — разумеется, нет.

В дверном проеме между двумя комнатами Сэди наблюдала за выражением лица Вирджинии. Конечно, эта женщина лгала: конечно же, чтение расстроило ее. Оно расстроило и Сэди, но лишь потому, что звучало так мелодраматически и жалко. Мечта об Армагеддоне выглядела комической, а не угрожающей.

— Скажи ему, — посоветовала она Вирджинии. — Давай! Скажи ему, что тебе это не нравится.

— К кому ты обращаешься? — сказал Бак. — Они тебя не слышат.

Сэди не обратила внимания на замечание мужа.

— Да скажи ты этому ублюдку! — настаивала она.

Но Вирджиния молча лежала на кровати. Гир опять продолжил чтение, и его пыл казался еще более глупым, чем раньше.

— «По виду своему саранча была подобна коням, приготовленным на войну; и на головах у ней как бы венцы, похожие на золотые; лица же ее — как лица человеческие; и волосы у ней — как волосы у женщин, а зубы у ней были, как у львов» [14] Откр. 9:7-8. .

Сэди покачала головой: просто детский комикс-ужастик. Почему людям нужно умереть, чтобы отбросить подобную чушь?

— Скажи ему, — вновь вступила она. — Скажи ему, до чего нелепо это звучит.

Как только ее слова сорвались с губ, Вирджиния села на постели и позвала:

— Джон?

Сэди уставилась на нее, понуждая ее продолжать:

— Ну же! Ну!

— Неужели обязательно все время говорить о смерти? Это очень подавляет.

Сэди чуть не захлопала в ладоши. Это было не совсем то, что она имела в виду, но каждый имеет право на собственное мнение.

— Что ты сказала? — переспросил Гир, полагая, что неправильно ее понял.

Неужели жена бросает ему вызов?

Вирджиния поднесла к губам дрожащую руку, словно пыталась сдержать еще не высказанные слова. Тем не менее они вырвались:

— Эти строки, которые ты читал. Я ненавижу их. Они такие…

— Глупые… — подсказала Сэди.

— Неприятные, — закончила фразу Вирджиния.

— Ты идешь спать или нет? — требовательно спросил Бак.

— Минутку, — ответила Сэди, не оборачиваясь. — Я хочу поглядеть, что тут происходит.

— Жизнь — не мыльная опера, — заметил Бак.

Сэди уже собиралась возразить, но прежде, чем она открыла рот, проповедник приблизился к постели жены, сжимая в руке Библию.

— Это истинные слова Господа, Вирджиния, — сказал он.

— Я знаю, Джон. Но есть и другие главы…

— Я всегда думал, что ты любишь Откровение.

— Нет, — отозвалась она — Оно меня расстраивает.

— Ты просто устала.

— О да, — вставила Сэди. — Так они всегда отвечают, когда твои слова слишком похожи на правду. Ты устала, почему бы тебе не вздремнуть?

— Почему бы тебе не поспать немножко? — сказал Гир. — А я пойду в соседний номер и поработаю.

Вирджиния целых пять секунд выдерживала испытующий взгляд мужа, потом кивнула.

— Да, — согласилась она, — я действительно устала.

— Глупая женщина, — сказала ей Сэди. — Обороняйся, или он опять примется за старое. Протяни им палец, они всю руку откусят.

Бак возник за спиной Сэди.

— Я уже просил тебя. — Он взял ее за руку. — Мы здесь для того, чтобы снова стать друзьями. Давай займемся своими делами.

Он подтолкнул ее к двери — куда более грубо, чем обычно. Она сбросила его руку.

— Не нужно злиться, Бак.

— Ха! И это ты говоришь! — воскликнул он с невеселым смешком. — Ты хочешь узнать, что такое злоба?

Сэди отвернулась от Вирджинии и посмотрела на мужа.

— Вот какая бывает злоба, — сказал он и снял пиджак, а потом стянул рубашку, чтобы открыть огнестрельную рану.

Сэди стреляла с очень близкого расстояния, и пистолет проделал внушительную дыру в груди Бака — кровоточащую и с обгоревшими краями. Рана была свежая, как в момент смерти. Бак указывал на нее пальцем, точно на орден.

— Видишь, милая? Твоих рук дело.

Она без малейшего интереса поглядела на рану и подумала, что это, наверное, вечная отметина — единственная, оставленная ею в сердце мужчины.

— Ты ведь изменял мне с самого начала, верно? — спросила она.

— Мы говорим не об изменах, а о стрельбе, — заметил Бак.

— Похоже, первое приводит ко второму, — сказала Сэди. — И не один раз.

Бак прищурил свои и без того узкие глаза Если учесть, сколько пришло на похороны анонимных скорбящих дам, многие не могли противиться его взгляду.

— Ладно, — кивнул он. — У меня были другие женщины. Что с того?

— Да то, что я застрелила тебя, — безразлично ответила Сэди.

Вот и все, что она могла сказать по этому поводу. Именно поэтому судебный процесс был коротким.

— Ты могла хотя бы сказать, что тебе жаль! — вспылил Бак.

Сэди быстро обдумала его предложение и возразила:

— Но ведь мне не жаль.

Она понимала, что ответ не слишком тактичен, но такова жестокая правда. Даже когда Сэди пристегнули к электрическому стулу, а священник изо всех сил старался смягчить ее неукротимый дух, она не жалела о случившемся.

— Все бесполезно, — сказал Бак. — Мы пришли сюда, чтобы помириться, а ты даже не можешь сказать, что тебе жаль. Ты ненормальная, ты хоть это знаешь? И всегда была такой. Всегда лезла в мои дела, вынюхивала у меня за спиной.

— Да ничего я не вынюхивала, — твердо ответила Сэди. — Твоя грязь сама пришла и нашла меня.

— Грязь?

— Да, Бак, грязь. Она всегда с тобой. Жалкая и липкая.

Он схватил ее за плечи.

— Возьми свои слова обратно, — потребовал он.

— Ты и раньше любил меня пугать, — холодно проговорила она. — Именно поэтому я купила пистолет.

Он оттолкнул ее.

— Ладно, — сказал он, — не говори, что я не старался. Я старался. Но ведь ты не хочешь уступить ни шага, верно? — Его пальцы дотронулись до раны на груди, голос смягчился. — А ведь мы могли бы неплохо провести сегодняшнюю ночь, детка, — тихо сказал он. — Вместе. Я бы постарался повеселить тебя. Понимаешь, о чем я? Было время, когда ты не отказывалась.

Сэди вздохнула Он говорил правду. Было время, когда она с благодарностью принимала те крохи, что он давал ей, и считала себя счастливой женщиной. Но все изменилось.

— Успокойся, милая, расслабься, — нежно продолжал Бак, стаскивая с себя рубаху. Живот у него был безволосым, как у младенца. — Что скажешь, если мы забудем это, ляжем и поболтаем?