Клайв Баркер - Книги крови V—VI: Дети Вавилона

Элен шагнула на свежий воздух. Было холодно, на небе ни одной звезды. Свет не горел ни в проходах между домами, ни на балконах, ни в квартирах, даже телевизоры не мерцали. Баттс-корт опустел.

Элен колебалась, стоит ли преследовать женщину.

«Почему бы не сбежать? — уговаривала ее трусость. — Не отыскать дорогу к машине?»

Но если она сделает так, заговорщики успеют спрятать тело ребенка. Когда она вернется сюда с полицией, их встретят молча, пожимая плечами, и скажут, что Элен выдумала и труп, и Кэндимена. Пережитый ею ужас снова станет достоянием молвы. Надписями на стенах. И каждый день оставшейся жизни она будет проклинать себя за то, что не отправилась в погоню за здравым смыслом.

И она отправилась за ним. Энн-Мари не пошла по краю двора, а двинулась в самый центр. К костру! Да, к костру! Он неясно вырисовывался перед Элен, чуть чернее ночного неба. Она едва могла различить фигуру Энн-Мари, которая приблизилась к груде дров и мебели и нагнулась, чтобы забраться в середину. Вот как они собирались избавиться от улик. Похоронить ребенка — не слишком надежно. Надо сжечь его, растереть кости в порошок, и никто ни о чем не узнает.

Элен стояла на расстоянии дюжины ярдов от пирамиды и наблюдала, как Энн-Мари выбирается оттуда и уходит прочь, как ее фигуру скрывает тьма.

Элен быстро двинулась через высокую траву и нашла место среди сложенных деревяшек, куда Энн-Мари засунула труп. Элен показалось, что она видит белеющее тело — оно лежало в ложбине. Однако Элен не могла до него дотянуться. Элен втиснулась в узкую щель — слава богу, она не толще Энн-Мари. Тут одежда ее зацепилась за какой-то гвоздь. Элен повернулась, чтобы освободиться. Пока она делала это, она потеряла тело из виду.

Элен, как слепая, шарила перед собой. Ее дрожащие пальцы натыкались на дерево и тряпки, на то, что она приняла за спинку старого кресла, но не на холодное тело ребенка. Она готовила себя к такому прикосновению; за последние часы она пережила вещи куда более страшные. Решив не сдаваться, Элен продвинулась немного вперед. Ее ноги были ободраны, пальцы исколоты занозами. Перед глазами плавали цветные круги, кровь в ушах звенела. Вот оно! Тело лежало всего в полутора ярдах от нее. Элен нырнула, чтобы дотянуться до щели под деревянной балкой, но пальцы ее чуть-чуть не доставали до злосчастного свертка. Она потянулась еще, рев в ушах усилился, но она так и не могла добраться до ребенка Ей удалось лишь перегнуться пополам и втиснуться в тайничок, оставленный детьми в центре костра.

Пространство было так мало, что она с трудом смогла проползти там на четвереньках. Ребенок лежал вниз лицом. Она отбросила остатки брезгливости и решила взять его. Когда она это сделала, что-то опустилось на ее руку. Элен вздрогнула от потрясения. Она едва не закричала, но стерпела. Она сдержала гнев. Что-то зажужжало, когда поднялось с ее кожи. Звон, отдававшийся в ее ушах, был не шумом крови, а шумом улья.

— Я знал, что ты придешь, — раздался голос за спиной. Широкая рука закрыла ей лицо. Элен очутилась в объятиях Кэндимена.

— Мы должны идти, — сказал он ей на ухо, когда мерцающий свет просочился между сложенных балок. — Должны отправиться в путь, ты и я.

Она боролась, пыталась освободиться и крикнуть, чтобы костер не поджигали, но Кэндимен любовно прижимал ее к себе. Свет рос, потом пришло тепло, и сквозь слабое пламя она разглядела фигуры, выходящие из темноты Баттс-корта к погребальному костру. Они все время были здесь, они ждали, выключив свет в домах. Это их последний сговор.

Костер занялся охотно, но из-за хитрой конструкции огонь не сразу ворвался в ее убежище, и дым не поспешил удушить ее. Элен могла видеть, как сияли детские лица, как родители предостерегали своих чад, чтобы те не подходили близко, как; те не подчинялись, как пожилые женщины грели руки, не согреваемые собственной кровью, и улыбались, глядя на пламя. Тут рев и треск стали устрашающими, и Кэндимен позволил ей хрипло закричать. Он прекрасно знал, что никто ее не услышит. Да если бы и услышали — они не двинутся с места, чтобы вызволить ее из огня.

Когда воздух стал горячим, пчелы вылетели из живота злодея и испуганно закружили в воздухе. Некоторые, пытаясь спастись, ныряли в огонь и падали на землю, словно крохотные метеоры. Тело малыша Керри, лежавшее у подползавшего пламени, поджаривалось. Его нежные волосы задымились, спина вспухла пузырями.

Скоро жар проник в горло Элен и выжег ее мольбы. Опустошенная и измученная, она упала на руки Кэндимена, уступая его триумфу. Очень скоро, как он и обещал, они отправятся в путь. И нет спасения, и ничем уже не помочь.

Не исключено, как он и говорил, что о ней вспомнят, когда найдут ее потрескавшийся череп среди углей. Не исключено, что этой историей будут пугать расшалившихся ребятишек. Она лгала, когда говорила, что предпочитает смерть столь сомнительной славе; это не так. А ее соблазнитель смеялся в самом сердце огня. Сегодняшняя ночная смерть не была для него вечной и необратимой. Его дела запечатлены на сотнях стен, рассказы о нем не сходят с тысяч уст, а если в нем усомнятся, его паства призовет его снова. С его сладостью. У него был повод радоваться.

И тут, когда пламя захлестывало их, Элен разглядела знакомое лицо в толпе зевак. Там был Тревор. Вместо того чтобы обедать у «Аполлинера», он пришел ее искать.

Она видела, как он спрашивает что-то то у одного, то у другого зрителя, а те в ответ качают головами, неотрывно глядя на погребальное пламя. В их глазах таились улыбки. Бедный простофиля, думала Элен, глядя на его ужимки. Она желала, чтобы он посмотрел в огонь и увидел, как она горит. Она не надеялась, что он спасет ее от смерти. Но она жалела его, потерянного и недоумевающего, и хотела подарить ему — хотя он не станет благодарить за такой дар — наваждение, которое будет его преследовать. И еще историю, которую он будет рассказывать.

Уже почти час Джерри Колохоун ждал. Харви на ступенях комплекса плавательных бассейнов Леопольд-роуд Холод прошивал подошвы его туфель, и ступни постепенно теряли чувствительность. Ничего, утешал он себя, придет время, и кто-то другой будет вот так же мерзнуть, поджидая меня. Эта прерогатива и в самом деле казалась Джерри достижимой в не столь далеком будущем — если, конечно, удастся убедить Эзру Харви вложить деньги в развлекательный центр. От инвестора подобная сделка требовала как склонности к риску, так и солидных финансовых активов, но информация доверенных лиц убедила Колохоуна: Харви независимо от его репутации и тем и другим обладал в избытке. Никто не станет допытываться, откуда у Эзры первоначальный капитал; так уговаривал себя Джерри. За последние полгода несколько плутократов посолиднее Харви безапелляционно отвергли проект, и в этой ситуации чрезмерная щепетильность казалась непозволительной роскошью.