Клайв Баркер - Книги крови V—VI: Дети Вавилона

— Почему у вас возникла эта странная мысль? — спросил репортер.

Мэйбери нахмурился. Он достиг кульминации в своем рассказе, но явно не желал продолжать. Репортер повторил вопрос.

Наконец, запинаясь, Мэйбери заговорил.

— Я оглянулся на яхту, — сказал он, — и увидел, что кто-то стоит на палубе.

Репортер не поверил своим ушам и переспросил:

— Кто-то стоит на палубе?

— Да, это так, — сказал Мэйбери. — Там кто-то был. Я видел фигуру совершенно отчетливо: она передвигалась по палубе.

— Вы… Вы разглядели, кем был этот безбилетный пассажир? — последовал вопрос.

Мэйбери помрачнел, понимая, что его словам не доверяют.

— Так кто же там был? — не унимался репортер.

— Не знаю, — ответил Мэйбери — Наверное, Смерть.

— Но вы в конце концов вернулись на яхту.

— Конечно.

— И никаких следов?

Мэйбери посмотрел на репортера, и выражение презрения мелькнуло на его лице.

— Но ведь я выжил, не так ли?

Репортер пробормотал, что не вполне понимает его.

— Я не тонул, — сказал Мэйбери. — Я мог бы умереть, если бы захотел Отвязал бы трос и пошел на дно.

— Но вы этого не сделали. А на следующий день…

— На следующий день поднялся ветер.

— Это необыкновенная история, — заявил репортер, довольный, что самая «цепляющая» часть интервью благополучно осталась позади. — Вы, должно быть, уже предвкушаете встречу со своей семьей, как раз под Рождество…

Элейн не слышала заключительного обмена остротами. Мысленно она была привязана тонким тросом к своей комнате, ее пальцы перебирали узел. Если Смерть способна найти лодку в пустыне Тихого океана, почему она не может найти ее? Сидеть рядом с ней, когда она спит. Подстерегать ее, когда она предается горю. Элейн встала и выключила телевизор. Квартира мгновенно погрузилась в безмолвие. Срывающимся голосом она крикнула в тишину, но никто не ответил. Вслушиваясь, она ощутила соленый вкус во рту — океан, без сомнений.

Выйдя из клиники, она получила сразу несколько приглашений отдохнуть и оправиться после болезни. Отец предлагал ей поехать в Абердин, сестра Рэйчел звала на несколько недель в Букингемшир, и, наконец, раздался жалостливый звонок от Митча — он приглашал провести отпуск вместе. Элейн отказала им всем под предлогом, что ей нужно как можно скорее восстановить привычный ритм жизни: вернуться к работе, к коллегам и друзьям. На самом деле причины были глубже. Она боялась сострадания, боялась, что слишком привяжется к родным людям и станет во всем полагаться на них. Природная склонность к независимости, в свое время приведшая Элейн в этот неприветливый город, вылилась в осмысленный вызов всепобеждающему инстинкту самосохранения, Она знала, что если откликнется на ласковые призывы, то непременно пустит корни в отеческую землю и ничего не увидит вокруг еще целый год. И кто знает, какие события пройдут мимо нее!

Итак, Элейн достаточно окрепла и вернулась к работе, рассчитывая, что это поможет ей восстановить нормальную жизнь. Но какие-то прежние навыки она утратила. Каждые несколько дней она слышала какую-нибудь реплику или ловила на себе взгляд, заставлявшие ее понять, что к ней относятся с настороженной предупредительностью. Ей хотелось плюнуть в лицо этим подозрениям и заявить, что она и ее матка — вовсе не одно и то же и удаление последней не столь уж трагично.

Но сегодня по дороге в офис она не была уверена, что подозрения ошибочны. Элейн казалось, что она не смыкала глаз уже неделю, хотя в действительности спала долго и глубоко каждую ночь. Из-за огромной усталости ее веки слипались, и все в тот день виделось ей отдаленно, словно она отплывала все дальше и дальше от своего рабочего стола, от своих чувств, от своих мыслей. Дважды она обнаруживала, что ведет беседу сама с собой, и удивлялась — кто же с ней говорит? Нет, это не могла быть Элейн: она слушала слишком внимательно.

А потом, после обеда, все обернулось как нельзя хуже. Ее вызвали в офис управляющего и предложили сесть.

— Ну, как дела, Элейн? — спросил мистер Чаймз.

— Все в порядке, — ответила она.

— Тут небольшое дело…

— Что за дело?

Чаймз выглядел смущенным.

— Ваше поведение, — наконец сказал он. — Ради бога, Элейн, не подумайте, что я вмешиваюсь в чужие дела. Просто вам, видимо, нужно еще время, чтобы окончательно восстановить силы.

— Я в полном порядке.

— Но ваши рыдания…

— Что?

— Вы сегодня целый день плачете. Это беспокоит нас.

— Я плачу? — удивилась она. — Я не плачу.

Управляющий был озадачен.

— Но вы плачете весь день. Вы и сейчас плачете.

Элейн судорожно поднесла руку к щеке. Да, так и есть: она действительно плакала. Ее щеки были мокрыми. Она встала, потрясенная собственным поведением.

— Я… Я не знала, — проговорила она.

Ее слова звучали нелепо, но это была правдой. Она действительно не знала. Только сейчас, поставленная перед фактом, она ощутила соленый вкус в горле, и вместе с ним пришло воспоминание, что все началось прошлым вечером перед телевизором.

— Почему бы вам не отдохнуть денек?

— Да, конечно.

— Отдохните неделю, если хотите, — сказал Чаймз. — Вы полноправный член нашего коллектива, Элейн, нет никаких сомнений. Мы не хотим, чтобы вы как-то повредили себе.

Последняя фраза больно ударила ее. Неужели они думают, будто она склонна к самоубийству? Не потому ли они так заботливы? Бог свидетель, это всего лишь слезы, и она настолько безразлична к ним, что даже их не замечала.

— Я пойду домой, — сказала она. — Спасибо за… за ваше участие.

Управляющий посмотрел на нее сочувственно.

— Должно быть, вам пришлось многое пережить, — сказал он. — Мы все понимаем, хорошо понимаем. Если у вас возникнет потребность поговорить об этом, то в любое время…

Ей хотелось поговорить, но она поблагодарила его еще раз и вышла.

Перед зеркалом в уборной она поняла наконец, что и в самом деле ужасно выглядит. Кожа горела, глаза опухли. Она кое-как привела себя в порядок, надела пальто и пошла домой. Но, добравшись до подземки, она осознала: возвращение в пустую квартиру — не самый правильный шаг. Она снова будет терзаться своими мыслями, снова будет спать (она очень много спала эти дни, и совершенно без сновидений), но так и не обретет душевного равновесия. Колокол с часовни Святого Иннокентия, разливая звон чистому и ясному дню, напомнил ей о дыме, сквере и мистере Кэвенаге. Она решила, что это как раз подходящее место, чтобы прогуляться и развеяться. Наслаждаться солнцем и думать. Не исключено, что она встретит там своего ухажера.

Она довольно быстро нашла дорогу к церкви Всех Святых, но там ее ожидало разочарование. Рабочая площадка была окружена кордоном, стояли несколько полицейских постов, между ними — красное флуоресцирующее заграждение. Площадку охраняли не менее четырех полицейских, они направляли прохожих в обход сквера. Рабочие со своими кувалдами были изгнаны из-под сени Всех Святых, и теперь за ограждением находилось множество людей в форме и штатских: одни что-то глубокомысленно обсуждали, другие стояли среди мусора и разглядывали несчастную церковь. Южный неф и большая площадь вокруг него были скрыты от глаз любопытных брезентом и черным пластиковым покрытием Время от времени кто-нибудь высовывался из-за этой завесы и переговаривался со стоящими на площадке. Все они, как заметила Элейн, были в перчатках; на некоторых надеты и маски. Это выглядело так, словно они делают необычную хирургическую операцию под защитным экраном. Может, у Всех Святых тоже опухоль в кишках?