Лариса Капицына - Дело №346

Он снова приподнялся, на этот раз очень аккуратно.

У нее были связаны за спиной руки, залеплен рот и на ней не было ничего, кроме нижнего белья. Она ползала вокруг него на коленках по ледяному каменному полу, склоняла над ним свое лицо и плакала не переставая.

Для начала Савва оторвал пластырь, но приложив палец к губам, показал, чтобы она говорила очень тихо.

– Господи! Ты жив? Слава Богу! – у нее затекли губы и она так замерзла, что ее речь была бессвязная, как-будто ее била крупная дрожь.

– Повернись спиной.

Сначала он пробовал развязать веревки, но не смог. Узлы были завязаны слишком туго. Оставалось только перегрызть их зубами. От движений челюстью у него ломило в голове и по затылку потекло что-то теплое, стекало за шиворот. Но он не сдавался и, наконец, веревка ослабла.

Она вытащила руки и стала тереть запястья, на которых остались жесткие рубцы.

Савва сказал:

– Лучше мне не вставать.

– У тебя кровь! Вся шея в крови!

– Меня ударили чем-то тяжелым. Где мы?

– Не знаю. Кажется, в каком-то подвале, у него на даче.

– Теперь я знаю, что означает каменный мешок, – Савва хотел усмехнуться, но усмешка вышла жалкой. – Слушай, тебе надо что-нибудь накинуть. Возьми мое пальто.

– Ничего. – она покачала головой и всхлипнула. – Я так испугалась. Думала, он убил тебя. Как ты меня нашел? Дар?

Савва прикрыл глаза и открыл их снова, чтобы не говорить и не кивать головой.

Она сказала:

– Дай осмотрю голову. По-моему, ты теряешь много крови.

– Не имеет значения. Возьми мое пальто. Внутри оно почти не промокло.

Она накинула его пальто.

– Теперь пройди по этой норе. Осмотрись. Что тут есть? Я не смогу встать.

– Только узкая лестница наверх. И дверь. Он придет сюда, чтобы убить нас? – она говорила полушепотом, и голос у нее дрожал то ли от холода, то ли от страха.

– Черт! Жаль, что от меня мало толку. Перечисляй все, что видишь.

– Да здесь почти ничего нет. Только лопата и канистра.

– Канистра пустая?

– Нет. Здесь есть немного бензина.

– Подойди сюда. Нам надо поговорить.

Она подошла, свернула пальто, аккуратно положила ему под голову.

Голова становилась легкой, как перышко и Савва почувствовал, что слабеет. Он хотел заговорить, но она опередила его.

– Я знала, что ты меня найдешь. Знала. Как только этот урод ударил меня, я потеряла сознание. Но потом, когда очнулась уже здесь, я думала только о том, что ты обязательно меня отыщешь. Даже не знаю… Прости, что втянула тебя… во все это, – она обвела рукой серые стены. – Я какая-то жалкая неудачница, теряю всех, кто мне дорог и притягиваю всякое говно, – она так и сказала и брезгливо поморщилась. – Надо же! Связаться с таким негодяем, чтобы излечить душевные раны. Только я это могу, только я… – и она горестно покачала головой. – Знаешь, о чем я думала, когда пошла на эту чертову квартиру, провалиться бы ей? Я думала, что приду к тебе и попрошу тебя кое о чем. Я хотела, чтобы ты повторил те слова, которые сказал мне тогда, когда мы сидели у тебя, помнишь? Я хотела снова услышать это. Но я, конечно, опоздала, потому что я упертая неудачница, а теперь я… Что с тобой? Ты меня слышишь?

Она снова склонилась над ним и снова принялась плакать, и снова соленые капли попадали на губы. И он уже не знал, слезы это или кровь.

– Послушай меня и не перебивай. Он скоро придет. У него не так много времени. Ему нужно избавиться от нас. Он ждет темноты. Поищи в кармане пальто спички.

Она осторожно пошарила у него за головой, погремела коробком.

– Две штуки.

– Тебе хватит и одной.

– Зачем?

– Он скоро придет. Ничего не бойся. Он думает, что я в отключке, а ты связана. Когда он войдет, встанешь вон за тем выступом. Спички держи на готове. Подождешь, пока он спустится. Обязательно подожди, пока он сойдет со ступенек и осовободит проход. Я что-нибудь крикну отвлекающее, и по моей команде зажжешь спичку и бросишь. Точно в него. Чуть подожди, пока разгорится. Притащи сюда канистру. – Савва говорил быстро и удивлялся, что не испытывает ни страха, ни волнения. – Я плесну бензином, а ты бросишь спичку. Только обязательно подожди, когда он освободит проход, иначе тебе некуда будет бежать…

– Нет. Нет. – она затрясла головой. – Я так не сделаю. Ни за что. Нет.

– Ты так сделаешь. – твердо сказал Савва. – Сделаешь, поняла? И сразу беги, потому что здесь все вспыхнет… Главное, не потерять сознание до того, как он придет.

И они стали ждать убийцу.

Аккуратного человека с приятным голосом.

И Савва умолял его поторопиться, потому что силы его были на исходе. Он велел ей трясти его за плечо периодически и надеялся, что убийца будет достаточно расторопным, чтобы прийти сюда до того, как он окончательно вырубится. Он также надеялся, что у него хватит сил, чтобы поднять канистру. Он только думал, хватит ли у нее решимости поджечь человека, живого человека из плоти и крови. Если она замешкается хотя бы на секунду, то этот человек не даст ей шанса, бросится на нее и тогда… О себе он не думал. Он уже все решил и не жалел ни о чем. Пусть не будет Грина, не будет его, только не она, только не эта девушка с синими глазами…

Она легла рядом с ним, положила голову ему на плечо и думала, что Савва наверное умирает. И что она не станет его тормошить, как он велел. Пусть все идет как идет. Пальто, сложенное вчетверо, пропиталось кровью, и под ним уже образовалась лужица. Скоро придет эта тварь. И она представила себе, как в двери повернется ключ, и он станет молча спускаться, освещая себе путь фонариком или свечой. Он ничего не скажет своим бархатным голосом, ему нечего им сказать. Для него они просто два трупа, от которых нужно избавиться…

В это время произошло то, о чем она думала.

И Савва открыл глаза и напрягся. Схватил ее за руку и сказал:

– Давай.

В двери повернулся ключ. Дверь приокрылась, вспыхнул ослепительный свет фонаря, и чей-то голос, очень молодой и встревоженный, сказал:

– Ребята! Вы живы? Не бойтесь, все в порядке… Все уже кончилось.

– Все началось год назад с прихода Федотова. Его порекомендовала мне одна хорошая знакомая, попросила устроить на работу, и я пошел ей навстречу. Федотов произвел на меня хорошее впечатление: показал себя как неплохой врач, сразу наладил контакт с коллективом. В общем, я остался доволен. Однажды он долго возился с пациентом, я тоже задержался с бумагами, а поскольку он вызывал у меня симпатию, я пригласил его к себе в кабинет, предложил выпить, чтобы снять напряжение. Мы разговорились, и подвыпив, он поведал мне, что у него есть одна особенность – его обожают женщины, просто шалеют от него, и что, мол, при желании он может охмурить любую бабу и заставить ее плясать под свою дудку. Он явно прихвастнул, желая произвести на меня впечатление. Он не был вульгарным пошляком, но поведал мне, что часто пользуется этим своим качеством, потому что вреда от этого никакого, а польза – на лицо, и намеками дал понять, что приятельница, что свела нас, дама солидная, преклонного возраста, у которой был муж и взрослые внуки, его бывшая пассия. Я не осуждал его. Каждый устраивается как может. К тому же впоследствии, я убедился, что он не так уж преувеличивает силу своего обаяния: все наши сотрудницы млели в его присутствии, стоило ему войти – начинали улыбаться, кокетничать, бросать на него заинтересованные взгляды. Это казалось мне забавным. Пока я не обнаружил, что точно также на него смотрит моя жена. Как-то она заехала в клинику, и я познакомил их. Они пожали друг другу руки и посмотрели друг другу в глаза. Я перехватил этот взгляд и заметил, что вечно кислое лицо жены вздрогнуло, оживилось, что у нее заблестели глаза, совсем как в первые дни нашего знакомства. Я был поражен.