Дэннис Крик - Прикосновение

Грехи все были разные, но способ избавления от них оставался всегда одним и тем же − люди стремились очистить свои души от тяжкого бремени былых «заслуг», просто высказав это священнику. Человеку-догме, человеку-образу, у которого нимб светится над головой. Который всегда примет и всегда выслушает. Такова его работа. И как бы внутренне он ни противился, он должен был соответствовать.

Но они ошибались. Никакого нимба у него не было.

Питер старался не дышать в окошко, поэтому отдалился на некоторое расстояние и вынужден был напрягать слух, чтобы услышать ее тихий голос. Женщина присела на стул и опустила голову. Окошко было устроено на уровне груди человека высокого роста, поэтому увидеть священника она бы смогла, лишь стоя.

− Так вы готовы, святой отец?

− Да, говорите.

− С чего мне начать?

− Начните с самого главного. Со своего имени. Как вас зовут?

− Меня зовут Марта Агрикола. Я всю жизнь прожила в Ариголе. У меня есть любимый муж и дочь, которой в этом году исполнилось десять лет.

Видя ее робкие попытки начать свой рассказ, Питер поддержал ее:

− Продолжайте смелее. Не волнуйтесь, миссис Агрикола. − сказал он, а сам подумал о дочери.

С каждым днем надежда на ее возвращение таяла. Попытки искать ее в Хазельбранте закончились плачевно − он потерял сознание и едва не умер прямо на крыльце собственного дома, когда направился в темные леса. Казалось, в тот миг он увидел перед собой глаза Вельзевула. И теперь всякий раз, когда он задумывал повторить тот путь, они вновь мелькали в его мысленном взоре, съедая в зародыше подобные стремления.

− Хорошо. − Она сделала глубокий вдох. − Пожалуй, я расскажу о том, как стала вампиром. Вам ведь интересно, святой отец?

Если бы Питер Мона интересовался судьбой пропавших в городе людей, он бы знал, что Марта Агрикола одна из жертв таинственного похитителя, как и ее дочь. И никогда бы не пустил ее в церковь, тем более в исповедальню.

Но все последнее время священник много пил и тосковал по пропавшей дочери. Печаль была сильна. Она наложилась на боль от потери жены и в своем убийственном слиянии не способствовала любопытству.

− Посмотри на меня, церковник.

− Что?

Встретившись взглядом с женщиной, Питер Мона попал в ее сети. Теперь в этой комнате он видел лишь ее глаза и ничего более.

− Подставь шею…

Взгляд нарисовал губы, черные лоскуты мертвой плоти, шепчущие на разные голоса только два проклятых слова.

«Подставь шею…»

В глазах у него помутилось. Психологическая и эмоциональная устойчивость, казавшаяся ему неоспоримым преимуществом перед унынием и страхом, в одночасье испарилась. Из глаз потекли слезы. Разум, сильно надломленный горем, дал трещину.

Нет на свете души более достойной прощения, чем моя.

Прислушайтесь ко мне, святой отец… вам доступен Божий свет, мерцание далеких звезд… глаза Бога… спросите у Него, за что мне это наказание?

Голоса… Она говорила голосами грешников. Тех, кто когда-то был в этой комнате, дышал этим воздухом, оставил здесь свой шепот…

Нет на свете души более достойной прощения, чем моя… Отпустите мне грехи, святой отец, я умоляю… Христа ради!

Если же нет, я заберу свой грех в могилу… Святой отец, внемлите моему раскаянию! Я буду верен Богу до конца дней своих… Святой отец, отпустите… Заклинаю вас! Бесстыдник! Вор! Убийца! Душегуб!

Разве не хватит у Бога милосердия, чтобы простить нас всех? Святой отец…

…святой отец…

…святой отец…

Миллионы губ повторяли, как заклинание, одни и те же слова. Снова и снова, снова и снова. Казалось, они не замолчат никогда.

Питер вцепился в свои волосы, до боли сжал их, а потом резко замотал головой, пытаясь избавиться от призраков.

Его усилия не прошли даром. Рты стали закрываться, а голоса стихать. Сквозь эхо отдаленных голосов пробрался один, наиболее властный. Женский.

Дай мне прикоснуться к тебе. Дай ощутить твою плоть. Я излечу тебя, Питер. Наклони голову…

Послушаться − значит пропасть? Увидеть надежду в глазах богопослушной прихожанки и сгинуть навеки?

Прими за очищение…

Сколько из них, раскаянных отступников, сейчас в Девятом Круге Ада подставили обожженные тела под плети Люцифера?

Лица всплывали в памяти, то появляясь, то исчезая. Его мысленный взор рисовал их одно за другим. Они сменялись так быстро, что никого из них запомнить священник не мог. Среди них он узнавал знакомых, старых друзей, ушедших из жизни много лет назад и совсем недавно. Калейдоскоп лиц был многообразен. И в нем легко было запутаться. Легко было сойти с ума.

Глаза горели, плакали, молили… слова предупреждали, настораживали. В глазах раскрылась слезная молитва. И горе каждого, и тот порыв, что мучил душу, предстали стонами в святой исповедальне.

И тот, кто был далек от бога, приблизился к нему.

Порыв быстрого ветра задул свечи в люстре. Питер просунул голову в окно.

Поверни голову, убери волосы…

По ту сторону раскрылось неизбежное. Безудержно влекущая к себе огромная Вселенная. Она окутала сознание, пробралась в самые отдаленные уголки мозга и подчинила себе человека.

Но и в ней была своя прелесть. Она успокаивала.

Ив Габор и Роберт Блатт появились в Церкви Святой Ирены, когда в Ариголе совсем стемнело. На их счастье священник оказался на месте. Он встретил их и через черный ход провел в церемониальный зал.

Там, на скамье недалеко от алтаря Роберт рассказал ему все, что знал на данный момент. После того, как рассказчик замолчал, Питер Мона, ничего не говоря, удалился в помещение за алтарем, откуда вышел через пять минут. В руках он держал пять распятий, все они блестели серебром.

− Спасибо, святой отец. Это то, что нам сейчас нужно. Мы заточим их под ножи и дадим отпор вампирам до прибытия помощи из Менкара.

Габор потянулся к его руке, но Питер Мона не спешил отдавать ему кресты.

− Эти распятия − ведь не единственное оружие против кровожадных тварей, так ведь? − спросил он, сотрясая ими воздух. − Я знаю, что у вас есть более совершенное оружие.

− У нас ничего нет, − пожал плечами Ив Габор.

− Это неправда. Я знаю, что есть, − более настойчиво повторил священник и указал концом одного из крестов на детектива. − Ты! У тебя есть то, что мне нужно!

− И что же это?

− Клинок Алфера. Он ведь у тебя… ты забрал его…

До Роберта внезапно дошло. Он вдруг осознал, кто такой Питер Мона. И зачем ему нужен древний артефакт. Он схватился за кинжал, но не успел вытащить его из ножен. Откуда-то выбежала женщина. Взгляд ее горел безумным огнем, волосы были взлохмачены. Она накинулась на него и стала вырывать из рук вожделенный клинок.