Антонина Ванина - Свинцовый закат

С тяжелым сердцем полковник шёл по платформе к доктору Метцу. Хирург выглядел крайне подавленно и растерянно, и полковнику Кристиан было необходимо узнать, почему.

— Герр Метц, — произнёс полковник, от чего хирург вздрогнул, — что произошло? Что вы сделали с Мери?

Метц лишь рассеянно помотал головой, не в силах ничего ответить. Полковнику доводилось видеть людей с таким поведением, но только во время войны, после того как те получали контузию.

— Что с вами герр Метц? — сбавив тон, снова спросил полковник. — Что произошло в доме Рассела?

— Она так кричала… — рассеянно произнёс доктор. — Мы дали ей хлороформ, но он не подействовал… Она всё время была в сознании…

— Что вы с ней делали? — взволнованно спрашивал полковник. — Что с Мери? Метц, ответьте.

— Дедушка… Профессор предложил изучить шишковидное тело и Рассел сказал, что это возможно.

— Где находится это тело?

— Над таламусом.

— Метц, я не медик, я вас не понимаю.

— Между полушариями головного мозга.

Услышанное показалось полковнику абсурдом, потому как она знал, что кость вечноживущего нельзя ни сломать, ни распилить, а уж залезть под черепную коробку кровопийцы и вовсе невозможно.

— Я не понимаю, — признался он, — как такое может быть? Что вы сделали?

— Профессор заказывал у кузнеца крючок, как у египетских бальзамировщиков… — Метц с силой зажмурился, словно хотел избавиться от страшных воспоминаний, но произнёс, — Когда он показал крючок, она закричала во весь голос. Она поняла, что это, что этим делают. Господи, её крик…

От потрясения полковник не находил слов. Мужчина пошатнулся и вцепился в плечо доктора.

— Она… что с ней? — еле прошептал полковник.

Доктор Метц и сам едва подбирал слова, а мысли его то и дело сбивались:

— Её слезы похожи на кровь…

— Она ведь не умерла?

— Рассел сказал, что она будет жить вечно. Как и вы.

Но полковнику хотелось, чтобы Мери умерла и обрела покой, иначе её страдания в лаборатории доктора будут вечными, как в аду.

На платформе показался профессор. В руках он держал объемную сумку и настойчиво отбивался от носильщика с его предложением самому донести багаж старика.

— Я же вам сказал, нет! — возмущался Книпхоф, — здесь очень ценный биологический материал. Ещё разобьете банку и раствор растечется по всему вашему вокзалу. А, молодой человек, — обрадовался старик, завидев полковника. — Ну вот, наконец, едем домой, — понизив голос до заговорщического шепота, Книпхоф слегка тряхнул сумку в руке. — Везу шишковидную железу в Мюнхен, в собственную лабораторию. Работы предстоит…

Полковник не стал слушать его дальше, ибо был не в силах. Бросив прощальные слова, он удалился с вокзала в надежде, что и правду больше никогда не увидит баварского анатома, этого потомка Франкенштейна по крови и по духу.

Полковник был зол на себя за то, что не воспрепятствовал операции, на Книпхофа и Рассела, что свершили такое с Мери, на сэра Джеймса, что позволил это изуверство. Полковник помнил, как обещал Мери свободу, но только если она скажет, кто прислал её в Лондон. Пока она молчала, Рассел мог продолжать свой эксперимент, ибо такова была воля Грэя. Никогда ещё в Обществе не применяли пытки и, пожалуй, это было самым страшным, что могло ждать бессмертное создание.

В бессильной злобе полковник ворвался в дом Рассела.

— Кажется, я вас не приглашал, — заметил доктор.

— Вы не один здесь живете, — кинул ему полковник и целеустремленно направился к двери лаборатории.

— Она заперта на ключ, — предупредил Рассел, — и я не буду её отпирать. Мери сейчас нужен покой.

Не обращая на доктора внимания, полковник приник к двери.

— Мери, — умоляюще произнёс он, — Мери, ты слышишь меня?

— Полковник, я же сказал вам, она сейчас отдыхает. Мери не до разговоров с вами.

Но полковнику было всё равно, и он продолжал говорить, уткнувшись лбом о дверной косяк:

— Прости меня, если бы я только знал… Если бы я только знал, что с тобой сделают, тогда в музее, я бы не стал тебя окликать, я бы дал тебе уйти в подземелье. И пусть бы ты и дальше приходила к магам в их снах, говорила им о подземном Мемфисе и песках… Лучше бы они откопали этот чертов город. Твоя свобода не стоит каких-то древних руин. Прости меня, Мери. Видать, не зря меня называют иудой и отступником. Я опять служу не тем и предаю не тех… Это ведь ты вывела меня к Флит, когда я лежал в темноте и истекал кровью? Конечно ты. Ты не сказала мне ни слова. Ты же Мерит-сегер, а значит, любишь тишину…

По ту сторону двери не раздалось ни звука.

Полковнику Кристиану хотелось рвать и метать. Не для того он прослужил в Обществе 34 года, чтобы соглашаться с текущим положением вещей. Когда он только предстал перед восьмью основателями Общества, все они заверили его, что их союз намерен покончить с насильственным кровопийством в ночном Лондоне и на полковника возлагается нелегкая миссия пресечь все летальные поползновения белых. Вот и все, чем собиралось заниматься Общество изначально. Потом доктору Пэлему стало интересно, как устроен организм белых подземников. Затем нашлись другие пытливые умы, увязавшие наследственные болезни королевской семьи с проблемами кровопийства. Они-то и уговорили сэра Артура отдать им на экспериментальное растерзание отъявленных негодяев из числа белых. Тогда полковник не протестовал, потому что знал, кого отрывал от окровавленных тел в лунные ночи. Он согласился с экспериментами однажды, потом ещё раз, и покидать ряды Общества стало поздно. Но сейчас настал момент, когда он не мог стерпеть извращение всех договоренностей.

Не находя покоя, полковник пошел туда, где все началось — в Британский музей. Конечно, он не надеялся проникнуть в запасники и попробовать отыскать накидку Мэри — наверняка её уже успел найти Бадж.

Сам не зная зачем, полковник направился в египетский зал. Что он хотел там увидеть? Статуи давно умерших царей, фигурки из их погребальных камер, обрывки папирусов с одами в их честь? А может, он хотел попытаться представить, как жила Мери, не важно, 700 или 3000 лет назад? Разглядывая экспозицию, полковник все больше разубеждался в том, что Древний Египет подобен сказочной стране тайн и магии.

Колонны с высеченными иероглифами казались грубыми каменными столпами, искусные расписные вазы напоминали глиняные горшки. Цари, навеки запечатленные, в черном и сером граните, стояли молчаливыми истуканами. В статуэтках многочисленных богов он видел лишь их звериные лики.

Когда взгляд полковника упал на застекленный стенд, где лежали продолговатые крючки, а надпись гласила «инструменты бальзамировщиков», он бессильно сжал кулаки и отстранился. Но стоило ему отвернуться, как перед глазами предстало творение рук тех самых бальзамировщиков с помощью тех самых инструментов.