Владимир Кузнецов - Темные (сборник)

– Э, старый стручок, да ты полон неожиданностей! – Южанин, бросив кубок и одежду на пол, плавным движением взял меч и пошел к выходу.

Донесшийся со двора радостный крик Занг Рена вспугнул птиц. Монах спокойно поднял вещи гостя. Выйдя во двор, примостился возле деревянной лохани и принялся стирать превратившуюся в лохмотья одежду.

Путник с улыбкой смотрел на старика, плескаясь в бадье, и давал указания:

– Там сзади дырка размером с лист клена. Заштопать бы ее, а?

– Хорошо. Когда высохнет, я все сделаю. А пока приготовлю еду.

– Тебя послали мне боги, старик!

– В этом нет сомнения.

– А ты разговорчив. Хочешь, попей водички, – южанин плеснул в его сторону водой из бадьи.

– Я редко общаюсь с людьми. Путники не ходят этой дорогой. Перевал открыт только летом. Так что разговаривать мне не с кем.

– Заведи собаку!

– Пробовал. Убегают, – с неподдельной грустью ответил старик.

Путник пристально посмотрел на стирающего: тот выглядел так, будто взяли небольшую головешку, обтянули загорелой до черноты кожей, правда, кожи-то не пожалели, столько дали, что глаз не видно из-под век.

Весь страх, скопившийся за неделю пути, смывался с грязью. Долгая погоня, что шла за ним от столицы, пьяная драка в деревне, в которой мечтал пробыть до зимы. Мысли закопать меч и стать простым крестьянином – сложно, но, подкупив старосту, возможно.

Или уйти за горы в соседнее княжество и еще пожить лихой жизнью?

– Убегают? Так заведи черепаху – ее поймать всегда успеешь. Ха!

Старик закивал и впервые улыбнулся.

– Да ты не обижайся на меня. Я весельчак еще с детства. И из армии тоже погнали за шутку, – миролюбиво сообщил Занг Рен. Но за какую, уточнять не стал.

Солнце, решив, что с этих двоих взять больше нечего – даже капли пота, – медленно поползло к линии, соединяющей небо и землю.

Старик готовил еду. А путник тем временем осторожно вышел на тропу, полуголый, с мечом в руках, обошел каменное строение, заглянул в лес, постоял возле могил. Ухоженные, обнесенные колючим кустарником, они вызывали приступ печали. О людях, что упокоены здесь, позаботились – похоронили, как подобает; и после их смерти выказывают уважение. А что ждет его?..

Чистый Занг Рен, теперь вовсе не оправдывая этого имени, сидел за столом и смотрел на фарфоровую пиалу. Нахмуренные брови, поджатые губы. Белый рис, насыпанный с горкой, жареный лук в дорогой посуде – в другое время они были бы украшением стола. Но не сегодня.

На золотом подносе лежала запеченная в глине куропатка. Расколотый ком с бесстыдством показывал сочное мясо, словно девушка, раздвинувшая бедра в ожидании юноши.

– Сам словил?

– Да. Тебя ждет долгий путь – нужны силы.

– Аххаа! Ты странный монах. Может, еще не в курсе, но вам нельзя прерывать любую жизнь, даже птичью!

Старик покачал головой, потянулся за рисом. Занг Рен вытер со лба внезапно выступивший пот. Руки! Покрытые сыпью, словно рыбьей чешуей, – от кистей и выше, до края ткани. Вот в чем причина! Занг Рен не был тупым солдафоном, любил играть в го и слушать загадки от сокамерников. И теперь все понял.

Прокаженный!

Проклятый сильным магом. Вот почему он живет в храме сам – пытается замолить грехи. И золото его никому не нужно – зачем мертвецам золото? Стоп! Сколько могил на кладбище? Больше, чем медных монет меняют на десятинный серебряник? Многовато для такого отдаленного храма.

– Старик, да ты проклят! – вскочил на ноги путник. Мысли о птице на золотом подносе стали казаться недостойными внимания. Пиала с рисом перевернулась, крупа высыпалась на стол, будто снег лег на землю. Рука упала на рукоять меча.

– Нет, путник по имени Занг. Я болен, но клянусь всеми богами, это только моя болезнь, и дальше моего тела она не идет, – торопливо заговорил старик.

– Хм, клянись полным именем Будды!

Старик заговорил медленно, растягивая слова. Как показалось Занг Рену, это было похоже на шипение змеи. Удостоверившись в верности молитвы и даже вспомнив многие слова из нее, путник успокоился. Поднял опрокинутую лавку, сел за стол, сгреб рис назад в легкую пиалу и начал есть. Старик, не поднимая головы, отошел к ручью, по пути подобрал измочаленную бамбуковую палочку. Вцепившись в нее зубами, опустил руки в воду и так замер.

– Никогда не слышал о такой болезни. Ты чего там застыл? Поболит и перестанет!

– Меня нельзя… пугать. Болезнь… просыпается. И мне больно.

– Ха! А я думаю, чего ты один живешь? Наверное, тебя все пугают, даже собаки, – громкий смех перемежался с чавканьем. Жир тек по подбородку, блестела на столе дорожка из жареного лука. – Хотя ведь это ненормально, когда вместе со страхом приходит боль?

– По-разному, путник, по-разному.

Грязный Человек поднялся из-за стола, подошел к своему тюку и достал глиняный горшок.

– Вот! И пахнет медом. Втирай в кожу – и болезнь пройдет!

– Не забуду твоей доброты.

– Хе! Историю поведай интересную!

– Расскажу. И сошью перевязь походную, чтобы легче по горам идти.

– Да, и с запасом сшей, вдруг еще что-то положить придется, – доедая обед, удовлетворенно ответил путник.

Время истории пришло под вечер. Тусклый свет от костра, казалось, только помогал старику ловко орудовать иголкой. Путник, обойдя еще раз вокруг храма, хмурил брови и задумчиво ковырял в носу.

– В те времена дед нынешнего князя решил изменить русло реки. И не было бы печали, но жил там речной дракон. И пообещал он, что найдет сердце князя и съест его. Опечалился князь, и войско его опечалилось. Все знали – в груди его живет любовь к прекрасной Белой Цапле. Но только двое хранили тайну – не один он любит ее.

– Любовник? – проявил интерес к рассказу путник.

– Убить дракона вызвался молодой телохранитель. Попросил он десять смелых воинов стать между рекой и Белой Цаплей, а ее посадить на холме. Против был князь, но кареокая дева была так уверена в юноше, что упросила своего будущего мужа согласиться. Да и выбор был скудный, словно на рынке во время ливня.

– Это значит, не было его? Ты попроще говори, мудрый монах, – устраиваясь поудобнее, приказал путник.

Старик кивнул, продолжая споро орудовать иглой:

– Отобрали десять воинов с копьями, выстроили их, как просил телохранитель. А сам он разделся полностью, обмазался глиной. Лег перед холмом с девой так, что в землю словно врос. Дракон выполз к вечеру. Железные наконечники копий охранников жгли его, но ломались о твердый панцирь. Мечи отскакивали, выбивая искры! Не любят драконы железо, как люди – крапиву.

– Хе! Это ты похлебку не варил с голоду, старик. Вкусная вещь!

– Растоптал дракон храбрых воинов, как гора, падая с неба, сломала бы деревья. И приблизился он к деве, открыл пасть…