Даринда Джонс - Ярче солнца (ЛП)

Поразмыслив, я прихожу к выводу, что оба предположения верны. Перед тем как оставить Датч разбираться с университетской охраной, я на прощение легким дуновением прикасаюсь к ее губам. А возвращаюсь с заточкой в груди. Подарочек от очередного молокососа из «Синдиката». Я-то думал, мы пришли к соглашению. Ну или хотя бы к взаимопониманию.

Пацана я не убиваю. Очередная стычка мне ни к чему. Зато во всех красках получаю доказательства того, какими негативными могут быть последствия смертельных опасностей, в которые постоянно вляпывается Датч. Для меня, не для нее.

Правда, я специально чуток разукрашиваю пацана. Ломаю нос. Может быть, чересчур сильно передавливаю глотку. А потом лично доставляю его «Синдикату». К сожалению, действовал он не по приказу, а по собственной инициативе. Очередной ублюдок в начале пути, который жаждет проявить себя. В ту ночь он сдох в луже собственной крови. И лужу организовал ему не я.

Через два с копейками года ко мне приходит Амадор. Вообще-то, он приходит каждый месяц, но этот визит особенный. Вполне мог бы попасть в мое личное дело как визит, когда я чуть не свернул шею лучшему другу.

- Меня повязали за нападение при отягчающих обстоятельствах, - рассказывает он. – Скорее всего мне светит срок.

Я смотрю на него так, будто не понимаю, о чем речь. Он же вот-вот женится! Его невеста беременна, а сам Амадор никогда не был таким счастливым, как сейчас.

Он откашливается. Барабанит по столу пальцами.

- Почему? – спрашиваю я.

- Потому что напал на офицера полиции.

- Нет. Я спрашиваю, почему ты рискнул всем, что у тебя…

- Он гребаный коп, Рей. Такой же человек, как мы с тобой. – Тут он серьезно ошибается. – Только тот еще кусок дерьма! Преследовал Бьянку, а когда она на него заявила, вместо того чтобы обо всем рассказать мне, пришил ей краденый пузырек оксикодона и арестовал.

Амадор сжимает кулаки, а на глаза от переизбытка эмоций наворачиваются слезы. Переживая за него, я до боли стискиваю зубы.

- Они думают, раз носят хреновы жетоны, то им закон не писан. ¡Cabrones, hijos de puta! Policías como ellos deben morir en un baño de sangre [7] (Исп.) Твари! Грязные ублюдки! Да таких копов в крови топить надо. .

Амадор не замечает, как переходит на родной язык, а я думаю только о том, что в происходящем есть моя вина. Если бы Амадор знал, на что я на самом деле способен, то пришел бы ко мне, а не стал бы решать проблему собственными силами. Но я целиком и полностью понимаю, откуда у него взялась такая жажда крови. Я и сам был бы не прочь получить глоток-другой.

- Сегодня у меня получилось прийти только потому, - говорит Амадор, немного успокаиваясь, - что все произошло вчера вечером. В базе данных, видимо, пока ничего нет. Но вряд ли нам удастся снова увидеться. По крайней мере какое-то время.

Вот это меня беспокоит меньше всего на свете.

- Не знаю, куда меня пошлют, но надеюсь, что сюда, - невесело смеется Амадор, понимая всю иронию надежды на то, чтобы оказаться в самой охраняемой тюрьме штата.

- С копом я разберусь, - говорю наконец я.

- И как ты собираешься это сделать, сидя за решеткой?

Я молча улыбаюсь, и Амадор пожимает плечами, веря мне на слово.

- Только постарайся загреметь именно сюда. Если, конечно, твоего адвоката хоть кто-то станет слушать.

Амадор кивает. Вслух мы не прощаемся, потому что не знаем, когда снова увидимся. Амадор из хороших парней. Будь это не так, я бы понял с первой встречи. Он заслужил право на возмездие. А Бьянка – тем более.

В тот же день, после обеда, я принимаюсь за работу. Из строя вышел один из компьютеров заместителя начальника тюрьмы, а охранник, приставленный ко мне, разбирается в этом не лучше белки. Я взламываю компьютер того самого копа и делаю так, что любому покажется, будто этот коп занимается распространением детской порнографии. Даже создаю левый банковский счет, на который отправляются несколько сотен небольших платежей со всего мира.

К тому моменту, как Амадору выносят приговор и он оказывается в тюрьме, копу светит срок в пару-тройку десятков лет. Еще и потому, что я решил приправить его «резюме» прозрачными намеками на торговлю наркотой и ловко спланированные вымогательства.

За пару простых щелчков «мыши» я отписываю Амадора к себе в камеру, и четыре замечательных года мы живем бок о бок в четырех стенах, пока его не выпускают по УДО. Я ужасно рад. Амадора давно заждались красавица-жена и маленькая дочь.

На волю он выходит, зная всю мою подноготную. Я решил ничего не скрывать. Сознаться во всем было трудно. Хотя Амадор реагирует лучше, чем можно было ожидать. Правда, поначалу считает, что мне позарез нужен мозгоправ и лечение соответствующими препаратами, но вскоре сам видит правду.

На его глазах во дворе назревает резня. Я иду сквозь толпу и трогаю за плечо каждого, кто встречается по пути. Они падают на землю, как домино, пока я не дохожу до главарей обеих банд, готовых поубивать друг друга.

Потом Амадор видит, как я теряю сознание, когда Датч, едва закончив колледж, решает вступить в Корпус мира и оказывается посреди боевых действий между двумя племенами в Уганде.

Он рядом, когда через два года в Корпусе мира Датч возвращается в Альбукерке и открывает детективное агентство. Ну какие тут могут подстерегать опасности, правда? Однажды ночью она напивается и кубарем скатывается по ступенькам того самого дома, где снимает квартиру. Наверное, вызвала она меня случайно, как некоторые случайно, в пьяном угаре, набирают чей-то номер на сотовом. Ее жизни ничего не угрожает, но притяжение настолько сильное, что меня выдергивает прямо из сна. Я нахожу ее распластавшейся на лестничной площадке второго этажа. Датч требует снять плащ. Хочет увидеть, что под ним. Узнать, чего так боялась все эти годы. Заглянуть в лицо своим демонам.

Я поднимаю ее с пола и прижимаю к себе, но не успеваю и глазом моргнуть, как она снимает с меня капюшон. Я застываю. Датч – тоже. Хочу снова надеть капюшон, но она не дает. Прикасается к моему лицу. Смахивает упавшие мне на глаза волосы. Проводит пальцами по губам. Поднимается на цыпочки и целует.

Сначала я не отвечаю, но Датч наклоняет голову в сторону и приоткрывает рот. Приглашает.

У меня в груди зарождается нечеловеческое рычание. Я крепко обнимаю ее обеими руками и наконец отвечаю на поцелуй. Датч вплавляется в меня. Запускает мне в волосы пальцы, другую руку кладет на задницу. Я уже почти готов сдаться и взять ее прямо на лестнице, но она вдруг слабеет у меня в руках. Я все еще крепко ее держу. Пытаюсь отдышаться и перебороть ослепляющее желание утонуть в ее тепле.

Слышу, как сверху кто-то спускается, и очень осторожно сажу Датч у стены. Датч сползает на ступеньки и мирно посапывает. Завтра у нее будет беспощадно болеть шея. Я остаюсь и слежу, чтобы парни, которые ее нашли, довели ее до дома, а не уложили в постель к одному из них.