Игорь Середенко - С улыбкой хищника

Как бы там ни было, Абрафо ожидал от этого дела высокий результат и высшую оценку от темного духа. Но, увы, он не услышал ни похвалу, ни одобрения, вообще ничего. Присутствие Калфу было неуловимым. Огромный серый вихрь вращался, подобно гигантскому смерчу, от черной земли к сине-черному небу. Этим вихрем был перекресток, хранимый Калфу.

— Я выполнил все, что ты велел! — смело крикнул Абрафо. — Почему же ты не принимаешь мои дары?! — Абрафо почувствовал, что он в чем-то оплошал, и поэтому виновато спросил, — в чем моя вина?

— Ни в чем, — вдруг раздался громоподобный голос, эхо которого разнеслось далеко и где-то в глубине черно-синей мгле затихло.

— Так почему же ты не пускаешь меня? Мне осталось совсем немного, и я тебе подарю огромную, сильную империю. Ты сможешь получать от меня много подарков. Сотни, тысячи человеческих душ …

— Дело не в тебе, — ответил громоподобно Калфу. Ни его образа, ни даже тени, Абрафо не видел.

— Но в чем же? — недоумевая, спросил Абрафо. Он широко раскрыл свои черные глаза, словно они могли понять, услышать больше, чем слух и сознание. С взглядом безумца он уставился на свирепый вихрь, изучая в нем каждый виток, всякую пылинку, вращающийся с бешеной скоростью. Он пытался увидеть намек на ошибку, понять причину недовольства своего господина.

— Путь закрыт, — раздался голос.

— Что? Почему? Это ведь невозможно, — последнее слово Абрафо произнес беспокойно, прерывисто и по слогам, как бы прожевывая каждую букву, пытаясь понять причины и смысл слов.

Подумав некоторое время, Абрафо воскликнул:

— Кто закрыл путь? Какой дух Лоа этот сделал?

— Он сам тебя найдет.

Абрафо испугался, ведь обычно он обращался за помощью к духам Лоа.

— Но кто он? — это была последняя попытка выяснить причину. — Я знаю всех духов Лоа …

— Его имя тебе известно, но ты о нем ничего не знаешь. Он старше всех Лоа, ибо все они, в том числе и я, вскормлены людьми. Он же существует миллионы лет. Он старше человечества.

Это были последние слова Калфу. После этого холодного приема, душа Абрафо очутилась во тьме, ее унесло прочь, к смертному телу. Абрафо открыл глаза и увидел ритуальный стол, освещенный черными свечками, окружившими его со всех сторон. Вернуться обратно, в темный мир духов, было невозможно. Абрафо чувствовал, как из него выходят силы. Он почувствовал всю дряхлость своего старческого тела. Одна только мысль бороздила в его сознании, не давая ему покоя, не расслабляя его ни на минуту: кто этот таинственный и всемогущий дух, о котором он ровным счетом ничего не знает? Калфу сказал, что имя его должно быть ему знакомо. Но кто он? Абрафо ломал голову над странной и зловещей головоломкой. Безусловно, он что-то просмотрел, не исследовал, упустил. Размышляя о духах и вспоминая свои странствия в темный запретный мир, Абрафо, неожиданно для себя, услышал какой-то едва уловимый шепот. Он перестал мыслить и превратился в сплошной слух. Как все злодеи, Абрафо обладал уникальным слухом. Порой и крадущуюся в ночи мышь, и далекий шелест камышей, он мог услышать, уловить на значительном расстоянии. Едва заметный шепот вновь пролетел в его голове, сомнений быть не могло, он не ошибался и ему не померещилось. Абрафо встал, огляделся. На столе его взгляд столкнулся с куклой Салеха, в которой торчали с дюжины черных иголок. «Нет, это не он, — подумал Абрафо». Он ведь знал, что Салеха нет в живых, ведь после тайного «ритуала смерти», он не мог выжить. Кроме того, человек, прибывший недавно из Москвы, доложил, что Салеха арестовали и посадили в тюрьму, где он и скончался при невыясненных обстоятельствах. Причина смерти Салеха ему была хорошо известна: магия вуду тем и хороша, что она не оставляет следов насилия — тело погибает, а душа уходит.

Он подошел к столу, где лежал жалкий кусок воска, испещренный уколами иглы, и ткнул его пальцем. Восковая кукла откатилась и развалилась на два куска. «Нет, эти звуки не мог издавать Салех, — подумал Абрафо, — ведь мертвые не возвращаются, во всяком случае, они не шепчут».

Неожиданно для себя его посетила мысль о том, что кто-то играет с ним, как кошка с мышкой. Он вспомнил, что в последнее время, с тех пор, как он уничтожил Салеха, что-то его беспокоит — какое-то легкое внутреннее жжение, едва уловимое покалывание, сравнимое с укусом комара. Размышляя о своих врагах, а у него их было предостаточно, от завистников шаманов, до родственников им убитых или обездоленных людей, Абрафо стал медленно прохаживаться по коридору, между решетчатыми камерами. Неожиданно он вновь услышал чей-то шепот, сомнений быть не могло — шепот шел изнутри какой-то камеры. Но здесь была занята лишь одна камера. В ней находилась несчастная девушка, чей отец умер по вине Абрафо. Он замер, потом слился с темнотой и подкрался, совершенно бесшумно, заняв удобную позицию, он стал наблюдать, выхватывая из темноты смутный силуэт.

Захра находилась в своей камере, она уже потеряла счет дням и времени. Ее волосы слиплись от грязи и пота, в своем одиночестве она была доведена до безумия, но ее усталый взгляд все еще был полон решимости довести начатое дело до конца. Когда ее отец расставался с ней, он тайно от своих надзирателей, незаметно передал комочек воска ей. Захра, владевшая секретами магии, хорошо знала, что с ним делать и против кого ее сила будет направлена. Однако, потрудившись над изготовлением куклы, внешне схожей с Абрафо, и применив те знания, которыми Захра владела, она поняла, что ничего не знает о магии вуду. То ли ее силы были слабы, то ли маг был защищен, но ее магия не действовала. Весь пол в ее камере был испещрен тайными знаками, которые она нарисовала, использовав кусочек камушка, оторванного от стены. Но однажды она увидела в действии истинную магию, когда она наблюдала за действием «ритуала смерти». На ее глазах Абрафо разделывался с ее отцом, используя куклу Салеха. Захра, страстно желающая убить мага, время зря не теряла, она изучала ритуал, наблюдая за Абрафо. И теперь она применила его же метод убийства, но против него самого. Прежде всего, Захра надкусила свой палец и вылившуюся кровь смешала с воском. Прежнюю куклу Абрафо она сломала. Боль в пальце была ничто по сравнению с зародившейся и стократно увеличивающейся жаждой мести. Куклу Абрафо она сделала заново, на этот раз на ней была ее собственная кровь, каждая капля которой была пропитана ненавистью и жаждой мести. Для того, чтобы эффект от ритуала был разрушительней, она разместила куклу внутри круга, который был ею начерчен кровью. Кровь должна была принадлежать цыпленку, но такой возможности у Захры не было, собственная кровь не подходила. Но она не отчаивалась, и вскоре придумала, чем заменить кровь цыпленка. Однажды мимо ее клетки проползала крыса. Ей удалось заманить грызуна в клетку, использовав кусочек лепешки, которой ее кормили. Захра, как и все девочки, страшно боялась крыс и мышей, но она сумела перебороть в себе брезгливость и страх. Кровью крысы она начертила ритуальный круг. Далее она вымыла куклу в своей собственной крови. Это было нелегко, потому что на этот раз ей пришлось сделать надрез руки более глубокий, чтобы получить необходимый объем крови. При этом омывании она тихо, так чтобы не слышал маг, пела. Это была та же песня, которую использовал маг, когда расправлялся с Салехом. Ритуал она выполняла несколько раз, чтобы усилить его действие. Вот и теперь, пока маг, как она думала, был чем-то занят, Захра проводила ритуал, пела и омывала куклу в собственной крови, которая сочилась из ее пальца, кровь впитывалась в восковую куклу. Из потрескавшихся юных губ Захры тихо звучала ритуальная песня.