Александр Арбеков - Две ипостаси одной странной жизни

— Ничего себе! Какая беда! — страшно огорчилась и опечалилась Наталья. — Дорогой, а что, врачи не видят иного, более благоприятного исхода, чем ампутация большого пальца?

— Я к врачам не обращался.

— Как?

— А вот так. И, вообще, что мне какой-то там палец, если существует более серьёзная проблема.

— Какая? — побледнела женщина.

— У меня рак последней стадии или степени, — горестно вздохнул я и бросил в себя рюмку водки.

— Как?! — воскликнула Наталья и упала в обморок.

Я заботливо и мощно похлопал её по щекам, в результате чего дама пришла в себя, некоторое время бессмысленно созерцала потолок, а потом вскочила и стала меня целовать и судорожно обнимать.

— Душа моя! Радость моя! Любовь моя! Как же такое возможно?! Невероятно! Только что обрела любимого мужчину, такого гиганта, изумительного любовника, которого могу вскоре потерять! Почему ты не в клинике?! Что говорят врачи?!

— Дело в том, что я до клиники ещё не дошёл, — грустно улыбнулся я.

— Что?! Как!? Почему!?

— Вот так!

— Ну, может быть не всё уж так и безысходно, и не всё так уж трагично!? Да что же это такое происходит!? — запричитала Наталья и прослезилась.

— Ладно, оставим данную тему. Вернёмся к литературе и философии, — я разлил водку не по рюмкам, а по фужерам, встал и сурово произнёс. — За здравие и за упокой!

Наталья побледнела и снова готова была, очевидно, упасть в обморок, но я её заботливо поддержал, поцеловал почему-то в лоб, а затем одним махом опрокинул фужер в себя. Некоторое время я стоял, благостно смотря в полуденное небо, а потом сел и произнёс сакраментальную фразу:

— Всё проходит…

Наталья снова страшно побледнела и выпила свою водку до дна.

— Ты знаешь, а может все эти беды с твоим пальцем и со всем организмом проистекают из того, что дух невинно избиенного и скорее всего умершего от этого несчастного кота зловеще бродит вокруг тебя и витает над тобой? — спросила она.

— Он был избит вполне справедливо и правильно! Был виновен он полностью! И, вообще, у котов нет души, — возмутился, а потом задумался я. — Или есть? Чёрт его знает…

— Да, уж кто знает, как не чёрт, главный специалист по душам, — рассмеялась Наталья.

— Да, ты права, — в ответ рассмеялся я.

— Выпьем?

— Выпьем. И, так, возвращаясь к теме творчества, — бодро продолжил я. — Как-то Шекспир сказал, что «маленькие люди становятся великими тогда, когда великие люди переводятся».

— Это ты к чему?

— Ну, когда умирают истинные гиганты, то появляется масса всяких живчиков, которые копошатся вокруг, около и внутри них.

— Понятно… — поморщилась Наталья. — Но упустила я смысл, потеряла стезю нашего разговора.

— А смысл заключается в том, что я вроде бы являюсь литератором, писателем, и, якобы, неплохим, ну, как мне кажется. Но всё дело в том, что я пытаюсь писать после Шекспира, Льва Толстого, Достоевского, Кафки, Голсуорси, Стендаля, Пушкина, Свифта, Данте, Петрарки, Сервантеса, Овидия, Уэльса и иже с ними. Глупое и совершенно безнадёжное занятие.

— Не согласна! — возмутилась Наталья.

— Почему?

— О, как ты, однако, смешал в одну огромную кучу всех этих несомненно талантливых и великих людей, — рассмеялась Наташа. — А не задумывался ты о том, что, ну, допустим, Лев наш, Толстой, граф, истинный философ, великий писатель и глубокий мудрец, знал о существовании до него сотен мудрецов и гениев, но рискнул погрузиться в творчество и достиг довольно впечатляющих результатов?

— Да, ты права. Надо рисковать, творить и ничего не опасаться и не бояться, — некоторое время подумав, усмехнулся я.

— Хотя я, честно говоря, Толстого не люблю.

— Почему?

— Тяжёл, затянут, зануден, долог и скучен. Драйва, действия и движения не хватает в его произведениях.

— Интересная точка зрения.

— А что в ней интересного? — усмехнулась Наташа. — Самое обычное и почему-то тщательно скрываемое другими людьми мнение. Я как-то пыталась прочитать «Войну и мир». Заснула на пятнадцатой или двадцатой странице, и более к этой книге не прикасалась.

— Ну, это же при твоём могучем интеллекте самое настоящее достижение! — рассмеялся и восхитился я. — Надо же! Прочитать двадцать страниц!

— Не перебарщивай! Не наглей и не дерзи! — возмутилась Наталья. — Что ты знаешь о моём интеллекте?! И, кстати, о своём?!

— Ну, прости. Действительно я не прав и хохмлю, и хамлю. Но настроение у меня сегодня какое-то странное, туманное и непонятное, — на этот раз я поцеловал Наталью не в лоб, а в её прекрасные уста.

— Так, мне пора идти по делам, — сначала улыбнулась, а потом поморщилась женщина. — Ух, уж эти бесконечные дела! Почему я не миллионерша?! Ненавижу раннее вставание, эти чёртовые пробки, ругань, бесконечное и бессмысленное бегание туда-сюда. Ненавижу постоянное подстраивание и встраивание под кого-то и в кого-то, суету, все эти слащавые улыбки с белоснежными искусственными зубами. Тьфу!

— Ну, зубы-то здесь при чём? — возмутился я. — Красиво, эстетично и гигиенично, однако.

— Всё, я побежала. У меня, кстати, зубы все свои.

— И у меня тоже.

— Вот что нас и объединяет!

Я лежал в постели своего давнего, доброго и старинного приятеля-любовника, а он в это время ласкал мой почти вставший член. Я благостно улыбался в предчувствии грядущего оргазма, но всё оттягивал и оттягивал его, потому что то, что осуществлено, уже не может некоторое время иметь достойного продолжения, а значит, и экстаза. А как без экстаза?! Никак! Что такое истинный экстаз? Самый сокровенный, желанный, долгожданный, но в то же время и мимолётный порыв бытия. Вернее, глубочайший и яркий прорыв в нём самом. О, экстаз! Его величество экстаз!

Наконец я кончил в рот напарника, а потом якобы грубо и решительно перевернул приятеля на спину и жадно впился в его член, который был неистов и желанен. Мой друг стонал, метался, дёргался и, наконец, тоже кончил. Я сплюнул его сперму и облегчённо затих рядом с ним. Мы благостно и тихо полежали некоторое время молча в объятиях друг друга, потом нехотя разомкнули эти самые объятия.

— Как ты живёшь? — спросил друг.

— Хреново, — спокойно ответил я.

— Почему?

— Болен… Серьёзно…

— Что?! — заволновался и вскочил друг. — Как? Идиот! Ты сошёл с ума!? Почему я не в курсе?! Почему ты со мной не поделился, почему не рассказал о проблеме?!

— Будь ты к курсе, или не в курсе, конец один. Увы… Осталось мне совсем немного жизни. Месяца три-четыре, ну, пол года, возможно.

— Как так?! Что за бред ты несёшь!? — заметался по комнате приятель. — Боже, ну какой же ты идиот!