Владимир Бочкин - Прорыв (СИ)

— Сама узнаешь, чем меня так напугал карантин, если мы быстро не уберём отсюда свои симпатичные задницы.

Лиакея, до этого смотревшая на меня с каким-то непонятным ожиданием, досадливо поморщилась и отвернулась.

— Бедные дети, — с некоторым чувством превосходства подумал я, — они даже не догадываются, как ликвидируются прорывы. Они даже не задумываются над этим. Внезапно чувство превосходства сменилось горечью, от которой стало сухо во рту. Им кажется, что приходят храбрые дяденьки, которые всех спасают. Пусть тешат иллюзии и буду надеяться, им не придётся на своей шкуре испытать каким образом подавляются прорывы и почему после этого остаётся так мало выживших.

Впрочем, сейчас без карантина проблем хватает.

Мы молча стояли, избегая смотреть друг на друга. Впитывали густую, вязкую тишину, окутавшую нас.

— А почему так тихо? — напряжённо спросила Лиакея и обернулась ко мне.

Если она ждала от меня ответа, то поставила не на ту карту. Я сам в недоумении. Мы так увлеклись своими разборками, что не обратили внимания, как тихо стало вокруг. Ни голосов, ни криков, ни звука шагов.

— Может… — начал я и все с надеждой уставились на меня, — может это…

Мощный удар едва не вышиб дверь. Лиакея вскрикнула, а я вздрогнул, но сделал это весьма мужественно.

Я рванул к двери. Старина Аб слегка опередил меня и мы вдвоём подпирали дверь, когда раздался второй удар, который едва не вышиб из меня дух. Агдам, как всегда с некоторым запозданием, хотел присоединиться к нам, но мой крик остановил его, если этот срывающийся, хриплый шёпот можно назвать криком.

— Нет, Агдам, — я старался говорить быстро. — Сейчас мы откроем дверь, и ты протаранишь этих тварей. Мы за тобой.

Вся надежда была на мощь моего спящего на ходу друга.

— Открываю.

Я начал выдёргивать швабру, когда новый, куда более сильный удар, переломил как щепку ненадёжное дерево. Створка двери врезалась в мою голову и швырнула на пол. В полуобморочном состоянии я наблюдал, как Агдам с рёвом кидается на группу бледных подростков и сшибает их как кегли. Я порадовался за друга. Сам я не мог пошевелить даже пальцем. Я бессильно откинулся на полу, с отстранённым любопытством размышляя, насколько быстро умру, и насколько будет больно. Я не боюсь боли. Здесь дело в принципе. А я никогда не отступаюсь от своих принципов, даже самых беспринципных из них.

— Кукушка, кукушка, сколько мне жить осталось?

По лицу слезой сбежала струйка крови.

— А ведь без меня им не выбраться, — вдруг понял я, меланхолично пытаясь рассмотреть ускользающий потолок и смутные тени на его фоне.

Раздался грохот и вместо потолка надо мной возникла чья-то гигантская фигура. Я был несколько смущён и шокирован, когда здоровенная лапа схватила меня за воротник и вздёрнула вверх. Перед глазами поплыло, и на них опустился туман, как, впрочем, и на мои мозги.

Меня потащили вперёд как мешок с мукой, впрочем, осторожно и на расстоянии. Мимо проплывали кафельные плитки, размытые фигуры лежащих тел, которые усиленно пытались подняться и одно из них в форме дежурного. Дальше стены. Ноги ватные и никак не хотели держать меня в вертикальном положении. Но вскоре дела пошли несколько лучше, точнее ноги пошли лучше и в голове немного прояснилось. Мы бежали к лестнице. Но что самое удивительно, вокруг не было ни одного урода. Меня это насторожило, меня всё настораживает.

— Пистолет, Агдам, пистолет.

Волокущие меня руки засомневались.

— Брось, Агдам, я сам пойду.

Мы свернули и оказались на лестничной площадке. Лапа, державшая меня разжалась. Я попытался стоять прямо, но вместо этого пополз по стеночке вниз. Чьи-то руки подхватили меня, выпрямили и прислонили к стене. За поворотом послышался тяжёлый топот. Значит, Агдам меня понял.

— Они всё-таки не бросили меня, — размышлял я. — Идиоты. А может тоже поняли, что без меня им не выбраться.

Платочек ласково вытер заливавшую лицо кровь. Лиакея выглядела не столько испуганной, сколько встревоженной. Но вряд ли причины её тревоги имели ко мне большое отношение. Я смотрел на неё, любовался чистыми чертами лица, сейчас искажённые усталостью и страхом.

А я бы вас бросил, — подумал я, но не сказал вслух. Они и так это знают. Потому и спасли меня. У них кишка тонка бросить на смерть человека, чтобы выжить самому. Для этого им нужен я. У меня была большая практика.

Я вглядывался в испуганные голубые глаза, которые смотрели на меня с потаённым ожиданием и в то же время детской обидой. Я думал: «Может быть она, хотя бы она…»

Вдалеке опять загрохотало, и вскоре появился Агдам с револьвером в руке и патронташем, который успел нацепить на пояс.

Я улыбнулся и Агдам улыбнулся в ответ. Мой бедный сообразительный, но тормознутый друг. С какой нежностью люди любят людей, которые посылают их на убой.

— Пойдёмте, — сказал я, и всё ещё неуверенной походкой заковылял вниз, благоразумно держась за перила. Пришлось внимательно смотреть под ноги. К счастью, время и реальность начали вставать на свои места. Вот площадка, на которой мы оставили свои сумки. Они так и лежат рядом с останками существа, чуть было не отгрызшего мне ногу. Я равнодушно обошёл его и двинулся дальше. Когда мы уже почти добрались до последней ступеньки, я услышал позади тихий вскрик. Я поднял глаза и, несмотря на всё своё самообладание, похолодел. Весь холл забит людьми, точнее теми, кто раньше были людьми. Сейчас они, молча и неподвижно, стояли спинами к нам и смотрели на дверь, ведущую на улицу.

Почему они не выходят, — удивился я, но, разумеется, молча. — Ведь выход открыт. Они могут уйти в любую минуту. Но по каким-то своим причинам они не делали этого, а только стояли и смотрели.

Я на мгновение замешкался. Казалось, в этой тишине они услышат не то что шаги, а даже моё дыхание. Я застыл, боясь пошевелиться. Осталось несколько ступенек до пола. Вот почему на этажах пусто. Все собрались здесь. Мои размышления были прерваны воспоминанием о группе захвата, которая наверняка уже очухалась после пары встреч с Агдамом и теперь спешат за нами. Зря я не взял наган ещё утром, когда была такая возможность. Он мог здорово облегчить жизнь. Впрочем, глупо укорять себя. Утром мне даже в голову не приходило, что я решу вернуться.

Стараясь ступать как можно мягче и не дышать, я спустился по лестнице и пошёл за спинами стоящих в холле тварей. Они словно оглохли, потому что ни один не обернулся на звук наших шагов.

Они ждут чего-то, но чего?

Я проходил мимо разноцветья костюмов и возрастов, но краски смешивались в едином калейдоскопе серого, а возраста в один — безвременно почивший. Если бы я был более впечатлителен, меня бы подавил вид этих спин, обтянутых костюмами преподавателей и ярких кофточек модниц; вид чёрных, белых, рыжих волос с разнообразными причёсками. Но мне не нужно было видеть их глаз, чтобы знать — в них пустота.