Елена Ткач - Зеркало Пиковой дамы

— Ну что? — взволновался Илья, пожимая руку вошедшему. — Неужели пересдавать?

— Ха! — громко, привлекая к себе внимание, крикнул улыбчивый. — Как же, пересдавать… Сдал! И, что вы думаете, влепил мне этот старый педик? Трояк! За гениальный этюд. Вы слишком увлекаетесь внешним действием, молодой человек! Вы думаете, что современность именно в этом, — прогнусил он носовым старческим голосом, — а Чехов требует глубокого погружения! Чертов старикан сам по уши в нафталине, а туда же — будет меня учить, что современно, что нет… — Парень отвернулся к окну, и лицо его на миг передернулось гримасой брезгливости, точно в него плеснули помоями. Потом оно снова растянулось в улыбке. — Ба! Откуда это прелестное дитя? — только тут он заметил Алю.

— Это Аля, она… впрочем, не будем опережать событий, пускай Марк сам скажет.

— Что она? — у улыбчивого вытянулось лицо. — Неужели наш старик доспел?

— Слушай, Гарик, проехали! Главное, что Аля теперь с нами. Вот, зеркало привезла.

Александра совершенно опешила от всех этих намеков и разговоров на свой счет и стояла перед парнями, красная как рак.

— Э, мужики, отлезьте от девушки! — к ней на помощь спешила Маруся. Дайте хоть в себя прийти. А ты, гений, мог бы с ней для начала хоть поздороваться…

— О, простите великодушно, — сразу обмяк улыбчивый и поцеловал Але ручку. — Гарик! Счастлив вас видеть в наших Пенатах!

Он отошел вместе с Ильей, они принялись о чем-то увлеченно беседовать, потом Гарик начал изображать страдальца, декламируя какой-то отрывок, а Илья хохотал, держась за живот.

— Это наш помреж, Гарик Левин, — шепнула подошедшая Тая. — Он учится на втором курсе режиссерского в ГИТИСе… Очень талантливый! — судя по её восторженному шепоту, Тая была влюблена в этого Гарика…

Тут, запыхавшись, влетел Максим — его волосы теперь были распущены по плечам и прыгали за спиной в такт шагам. В руках у него была настольная лампа.

— Ну что, вроде все в сборе? — оглядел всех Гарик. — Опять Наташки нет? Звонили? — девчонки мрачно кивнули. — Так, ладно люди, давайте по-быстрому, сейчас Марк придет, — он захлопал в ладоши. — Роли перепечатали?

Тая, торопясь, раскрыла сумочку и достала папку, в которой лежала толстая пачка листов с набранным на компьютере текстом.

— Ага, порядок! Разбирайте каждый свое. Кого нет? Вити и Пашки?

— Они сейчас подойдут, — буркнул Максим. — Карты клеить заканчивают.

— Та-а-ак… поторопились бы. Ну конечно, опять нет Алены… Ладно, часиков через восемь подгребет, тащите стол.

При этих его словах в зал влетели Пашка и Витя, притащили узкие лавки, с ходу подхватили низкий длинный стол, стоящий у зеркальной стены, и водрузили посередине. Возле стола поставили лавки, уселись… наступила пауза. Аля поняла, что ждут Далецкого. Она не осмелилась сесть за стол вместе с остальными и мялась в уголке, не зная, куда себя деть.

— Аль, садись, — поманила её Маруся. — Мирон, подвинься, чего расселся как жаба?!

Аля бочком протиснулась между столом и лавкой и села. В зале стояла тишина, нарушаемая только шелестом переворачиваемых страниц: студийцы их тихонько листали, проглядывая текст своей роли. Дверь вновь распахнулась, и в зал стремительно вошел Марк Николаевич. В руках его переливался всеми цветами радуги блестящий шар.

— Всем добрый день… хотя уже вечер — смеркается.

Мягко, неслышно ступая по дощатому полу, он прошел к дальнему концу стола, где для него было приготовлено кресло, ободряюще улыбнулся смущенной Але и опустил на пол свой радужный шар. Тот откатился к стене, столкнулся с ней, побежал дальше… Какое-то время все как завороженные глядели на него — было полное впечатление, что шар живой! Он скользил по полу, словно изучая пространство, потом вернулся к ногам своего господина и замер…

— Ну вот, наконец мы можем с ним познакомиться, — сказал Далецкий, это то, что я так долго искал! Зримый образ игры, которого нам так не хватало… Я заказал его в мастерских Большого театра. Там внутри электромагнит, и у каждого участника сцен с игроками будет по магниту где-то в руках, в кармане… На сцене он как бы будет жить своей жизнью. Перебегать от одного к другому, дразнить, приманивать, ускользать… а потом загонять в угол! Он — как прошлое, которое тащится за нами! Как маньяк! — он вздохнул. — Помните, у Тарковского: "Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке." Игрок надеется на удачу, он пытается обмануть судьбу, улизнуть от нее, но вот это, — он указал на шар, — обмануть нельзя… И у нас сегодня ещё одна большая удача…

Он недоговорил: дверь отворилась, и в зал ворвалась высокая девица в шикарной широкополой шляпе. На ней было черное пальто до пят, длинный черный шарф, на плече — сумочка от Гуччи, на смазливой мордочке вызывающе-яркий макияж. За нею тянулся бесплотный шлейф очень тонкого и дорогого парфюма. Без тени смущения девица прошла прямо к креслу Марка Николаевича, скинула на ходу пальто, небрежно швырнула на лавку, — ребята тотчас подвинулись, освобождая для неё место, — и отвесила перед ним нарочито низкий поклон.

— Алена, ты никак не можешь без опозданий? — видно было, что он раздражен, но сдерживался — вопрос был задан довольно мягко.

— Простите, Марк Николаич, у папы была презентация, и он попросил меня поприсутствовать, — капризным тоном избалованного ребенка изрекла девица.

— Садись. В следующий раз выбери что-то одно: либо презентацию, либо репетицию. Порядок одинаков для всех! Продолжим… — он помолчал, пытаясь вернуться к тому эмоциональному состоянию, из которого его вывела своим появленьем Алена. Как видно, это не слишком-то получалось, и Далецкий был зол на себя. Какое-то время он молча разглядывал свои руки, лежавшие на столе, потом поднял голову, обвел всех сумрачным взглядом… и широко улыбнулся.

— Я хотел бы представить вам нашу гостью, Алю, с которой вы все, кроме Алены, наверно уже познакомились. Аля, завтра у нас спектакль — "Синяя птица", милости просим. Если вы хотите разобраться в себе, понять себя, свой характер, оставайтесь с нами. Это именно то, чему мы пытаемся здесь научиться. Если же вы мечтали о сцене для славы, для аплодисментов, — а я думаю, вы мечтали о ней! — тогда… в Москве много театров, много студий. Я понимаю, сразу сложно решить… Но, мне кажется, вам это важно! В ваших глазах… — он отвернулся, закашлялся. — Просто я бы хотел, чтобы в жизни у каждого стало чуть больше добра. — Далецкий задумался, совершенно ушел в себя, потом словно очнулся, ожил…

— Сейчас у нас застольный период — читка. Мы ставим Пушкина. "Пиковую даму". Я думаю, это одна из самых загадочных повестей не только самого Пушкина — всей русской литературы. Хороший автор сделал инсценировку. А ваше появление в этот день для меня не случайно — это добрый знак… Итак, глядите, слушайте, внимайте… театр начинается!