Олег Бондарь - Врата в преисподнюю

К моему глубочайшему изумлению, произошло нечто невообразимое. Если бы кто рассказал, ни за что не поверил бы.

Увидев несущуюся на недозволенной скорости иномарку, Ваня равнодушно отвернулся, и не сделал ни малейшей попытки задержать нарушителя. Таня же, обнаглев окончательно, на глазах у гаишников свернула под "кирпич" на улицу с односторонним движением, чудом разминулась с зелеными "Жигулями" и, резко затормозив, припарковалась у входа в редакцию.

— Да, город ты, как я вижу, изучила неплохо, еще бы выучить дорожные знаки…

Она ничего не ответила, выскочила из машины, гулко захлопнула дверцу и решительно направилась к двери. Я последовал за ней, но ненадолго задержался у машины. Осмотрел лобовое стекло и под талоном техосмотра увидел прямоугольную картонку с красной полосой, на которой указывалось всем постам ГАИ не препятствовать владельцу автомобиля и оказывать содействие. Теперь поведение Вани объяснялось, но сама Татьяна стала для меня еще большей загадкой.

Конечно, при повсеместной коррупции правоохранительных органов, достать такую "ксиву" труда не составляло. Только стоила она пятьсот баксов. А такие деньги, как и сама иномарка, как-то не вязались с гордым званием ученого-историка. Работников умственного труда государство большой зарплатой не баловало, а взяток этой категории населения никто не предлагал…

Виктор Михайлович, дражайший мой шеф, встретил нас с несвойственным ему радушием, чувством, о существовании которого, на протяжении восьми лет совместной работы, я не смел и заподозрить. Он расщедрился настолько, что вытащил из своего загашника бутылку польского самопала с претенциозным названием "Наполеон" и щедро разлил содержимое в чашки из кофейного сервиза.

Естественно, я не мог отказаться от угощения, дабы не обидеть начальника. Татьяна отхлебнула в знак солидарности, правда, полностью подавить гримасу отвращения ей не удалось. Шеф же, обладая воистину луженым желудком, мелкими глотками, даже не скривившись, вылакал ужасное пойло и по новой наполнил чашки.

— Я за рулем… — вспомнила Татьяна и таким образом благополучно избежала дальнейшей экзекуции. У меня весомых аргументов не нашлось, так что пришлось повторить.

— С командировкой я все уладил, — перешел к делу Виктор Михайлович. — Зайдешь в бухгалтерию, получишь необходимые документы, аванс… Надеюсь, вы его забираете ненадолго?

— Как получится, — не стала уточнять Татьяна. — Если место действительно интересное, я думаю задержаться на несколько дней.

— Рассчитываю, Андрей привезет интересный материал?

— Прочитав статью о себе, я в этом не сомневаюсь.

Шеф не уловил иронии и расплылся от удовольствия.

— Я рад, что вам понравилось. Андрей, вообще-то, талантливый, вот только… В общем, присмотр за ним нужен… Женить парня, цены ему не будет…

— За этим дело не задержится.

Татьяна продолжала измываться надо мной, и я вдруг почувствовал, что начинаю краснеть.

Шеф, вероятно, чего-то недопонял. Он втупился в меня своими близорукими глазами и, казалось, на некоторое время потерял дар речи. Затем его словно прорвало:

— Когда же ты успел? Да, молодежь нынче быстрая… Но, уважаю! Выбор — лучше не придумаешь… Уверен, Татьяна Сергеевна, вы сможете его образумить…

К чести женщины, Татьяна не стала его разочаровывать, и шеф, оставаясь в заблуждении, уж очень явно стал выражать свое расположение ко мне, притом, с непонятным мне, раболепием.

— Теперь ты, конечно, бросишь газету… Переедешь в Киев…

Я не стал ни подтверждать, ни отрицать. Зачем снова ставить себя в глупое положение? Таня заварила кашу, пусть сама ее и расхлебывает…

Ей же игра, как видно, понравилась. С очаровательной, не будь она такой едкой, улыбкой она наблюдала за нами, словно за подопытными кроликами и вовсе не собиралась просвещать шефа насчет истинного положения вещей.

Женское коварство беспредельно…

Не в силах больше выносить подобной пытки, я самолично разлил остатки препаршивейшего бренди и предложил выпить за успех безнадежнейшего дела…

Что подразумевалось под этим тостом, я сам до конца не понимал, но шеф беспрекословно выпил со мной, и даже Татьяна пригубила свою чашку.

— Что, приятно делать из меня идиота? — уже на улице спросил я.

— Ты так считаешь?

Нет, я не мог обижаться на нее. Она так мило улыбалась, а я уже был пьян настолько, что почти начал верить в невозможное.

— Ну что, теперь — ко мне? Отдохнем пару часиков, расслабимся?… — почти довольный жизнью спросил я.

Таня хмыкнула и повернула ключ зажигания. В отличие от моей "Таврии" двигатель заокеанской машины работал почти неслышно.

— К тебе мы, конечно, поедем. Но задержимся ровно настолько, сколько тебе понадобится, чтобы собрать вещи, — строго сказала она. — О таких мелочах, как зубная щетка, паста и продукты питания можешь не беспокоиться. Все это я обычно беру с запасом. И, ты же не забыл, что в кафе тебя ожидает дама сердца?

Сколько можно пережевывать одно и то же?

Как по мне, это уже становилось скучным и неоригинальным. Интеллигентная женщина, да еще с ученой степенью могла бы придумать что-нибудь новенькое.

С досады скрипнув зубами, я впялился в стекло, твердо решив хранить гордое молчание, дав таким образом понять заносчивой женщине, что считаю себя намного выше ее мелочных придирок.

— Ты можешь дуться, сколько тебе угодно, только сначала расскажи, как к тебе ехать?

Пришлось на время позабыть о принципах и объяснить дорогу.

Как для женщины, водила Татьяна неплохо, разве что, как я уже заметил, не утруждала себя обращать внимание на дорожные знаки. И такое вполне объяснимо. В столице, при неизмеримом количестве транспорта, и постоянно возникающих заторах, иные водители даже тротуарами ездят.

Когда я в последний раз был в Киеве, у меня даже возникла мысль, что в недалеком будущем пешеходам останется единственный способ безопасного передвижения — по крышам домов. Помню, фантазия нарисовала паутину всевозможных канатных переходов и висячих мостиков, наподобие тех, какие показывают в фильмах об африканских джунглях…

Постепенно досада и обида испарились.

— Таня, а почему мой шеф так перед тобой прогибался? Насколько мне известно, такое ему не присуще…

— Может, понравилась?

— Хотелось бы верить. Только к слабому полу он потерял интерес еще лет двадцать назад…

— Тогда остается одно: я сразила его глубиной своего интеллекта.

— А если серьезно?

— Если серьезно, поначалу он встретил меня в штыки, был грубым и неприветливым. До тех пор, пока я не сказала, кто мой отец.

— А кто твой отец? — тут же поинтересовался я.

— Академик. И, по счастливой случайности, когда-то преподавал в высшей партийной школе основы партийного строительства, а твой редактор был одним из самых способных его слушателей. С разрешения Виктора Михайловича, я позвонила домой, и мой отец, оказывается, его еще не забыл, передал привет, они даже обмолвились несколькими словами…