Олег Бондарь - Врата в преисподнюю

— Ты видела, как мы рассыпались в пыль, и нас куда-то унесло?

— Да, именно это я и видела…

Теперь ее голос звучал увереннее. Сходность воспоминаний, похоже, пробудила в ней надежду, что, возможно, не все потеряно и диагноз окажется не таким страшным, как думалось поначалу.

— Друзья, а ведь мы, кажется, живы! — молвила Рыжая. — Ведь это так здорово!

— Ты что-то помнишь? — обратился к ней.

— Не знаю. Мне кажется, я увидела сон, что мы все умерли…

— А ты, Федор? Что видел ты?

Фермер хмыкнул и ничего не ответил.

Его друзья вообще лыком не вязали. То же самое можно было сказать и об Илье. Лишь Катька мычала под нос неразборчивое, и добиться от нее вразумительных слов казалось невозможным.

Пока мы перемаргивались, перемигивались, перешептывались, Андрей Павлович внимательно наблюдал за нами и, в процессе, лицо его из сурово-озадаченного приобретало все более скептическое выражение.

— Клоунада, конечно, полнейшая, но, слава Богу, хоть так… — проронил непонятную для нас фразу и стал спускаться вниз.

Мы, покорно и безропотно, выстроившись цепочкой, последовали за ним.

Когда приблизились к Таниному "Джипу", я с удивлением обнаружил, что дверки, капот и багажник опечатаны бумажными полосками с неразборчивыми подписями.

— Что это значит? — возмутилась Татьяна.

— Уже, пожалуй, ничего… — спокойно ответил Андрей Павлович и с невозмутимым видом стал отдирать светлые полоски.

Они поддавались с трудом, как будто были наклеены очень давно и клей успел закаменеть. Бумага слоилась, и ногти председателя не могли с ней совладать.

— Может, хватит ломать комедию? — снова вышла из себя Татьяна.

— Да, наверное…

— Батяня, ты объяснишь, что происходит? — настаивал Федор.

Он уже успел избавиться от шутовского балахона, повязав серую простыню вокруг бедер. Мне показалось, что так смотрится приличней, и я последовал его примеру.

— Не волнуйся, сынок, ничего не произошло. А если что-то и случилось, объяснять должен не я, а вы.

— Мы?

— Вот именно. Если ты считаешь странным, что мы начали беспокоиться, когда вы где-то пропали и не объявлялись две недели… А после этого находят ваши автомобили…

— Две недели?..

— Вот именно, уважаемая Татьяна Сергеевна.

— Но такого не может быть…

От неожиданности услышанного у меня закружилась голова и, дабы не свалиться, я облокотился на дверцу машины.

— Вы нас разыгрываете, Андрей Павлович? — обозвался Илья.

— Нет, это вы надо мной издеваетесь. А твоей матери, Илюша, поверь, далеко не до смеха. Она все глаза себе выплакала…

Илья заметно приуныл. Да и не только Илья. Всем было не по себе.

Я не мог осознать происходящее. Мне казалось, что я нахожусь в глубоком сне, настолько глубоком, что никак не могу проснуться, хотя и осознаю, что просыпаться нужно как можно скорее.

Помню, я пытался убедить себя, что настоящее, реальное должно находиться где-то посредине, между тем, что я считал сумасшествием, и тем, что воспринимал органами чувств: видел, слышал. Однако, даже такой компромисс не смог ни в чем убедить. В мозгах царил хаос, а мысли сплелись в настолько замысловатый гордиев узел, что только мечом его и можно было разрубить…

Никто не посмел отказаться от предложения Андрея Павловича тотчас вернуться в деревню, и кавалькада автомобилей: впереди председательская "Нива", за ней Федор с друзьями и мы в хвосте, медленно поплелась подальше от жуткого места, именуемого в народе Монастырищем.

Наш отъезд даже отдаленно не походил на триумф победителей, наоборот, мы панически убегали, разбитые наголову, как физически, так и морально…

Илья решительно отказался заехать к председателю, он спешил успокоить мать. Рыжая пожелала оказать ему моральную поддержку.

— Илюша, ты мать зря не пугай. Незачем ей ломать голову над всякими загадками… Ты уж извини меня, старика, но я сказал ей, что вы с Федором и гостями в город уехали…

— Спасибо… — пробормотал Илья и хотел уже выйти с машины, когда я сообразил, что нельзя им с Рыжей в таком виде показываться на людях.

— Мы отвезем вас, — сказал я. — Думаю, ты найдешь, во что мне переодеться?

Мы пообещали Андрею Павловичу сразу же вернуться и отправились к Илье.

К счастью, мать Ильи восприняла слова председателя за чистую монету и, вместо ожидаемых упреков, нас ожидала несказанная радость матери, дождавшейся сына из долгой, но вполне оправданной, отлучки. Еще больше она обрадовалась, когда увидела, что Рыжая также вернулась.

В ее голове уже, наверное, бренчали звонкие свадебные колокольчики, и Марья Григорьевна даже не обратила внимание на наши наряды. Хотя, вполне возможно, приняла их за нормальную одежду. Откуда ей знать, как сейчас принято одеваться в городе?

Труднее всего было отказаться от обеда, но тут весомым аргументом сослужил авторитет Андрея Павловича. Так что, переодевшись в старые шмотки Ильи, у Тани сменная одежда нашлась в машине, мы через несколько минут снова оказались у дома председателя.

Хозяин хлопотал на террасе, накрывая на стол, его сынок понуро сидел рядом, о чем-то сосредоточенно размышляя. На наш приход он не отреагировал.

— Вы уж не обессудьте, что я сам готовлю. Мать так переволновалась за Федора, что слегла…

Вскоре все было готово, на столе появился знакомый графинчик с зеленоватой настойкой, только разговор не клеился.

Тогда Андрей Павлович взял инициативу в свои руки.

— Я уже пытался говорить с Федором, — сказал он. — И ничего от него добиться не смог. Думаю, столь же бесполезно расспрашивать и вас?..

Он оценивающе посмотрел на меня, затем на Татьяну. Мы хранили молчание и он продолжил:

— Можно было бы, конечно, упрекнуть вас в нежелании поделиться со старшим впечатлениями от неизвестно где проведенного времени, но… — Андрей Павлович наполнил рюмки. — Но я знаю, что вы все равно ничего не сможете мне рассказать, потому что сами ничего не знаете, или не помните. Разве я не прав?

Мы согласно кивнули головами, подтверждая правильность его умозаключения.

— Я, думаю, вы удивитесь, если я скажу, что верю вам? Во всяком случае, любой здравомыслящий человек, наверняка, удивился бы. Однако я верю вам, потому что в свое время сам пережил нечто подобное. Мне показалось, что я провалился в преисподнюю, а, когда выбрался из нее, был точно в такой же одежде, как и вы, и тоже ничего не помнил. И за то время, которое показалось мне одним мгновением, в реальном мире прошло несколько дней…

— Да, то же самое… — словно находясь в глубоком трансе тихо пробормотала Татьяна.

— Но что это может быть? — спросил я.

— Не знаю. Я долго ломал голову над таинственным происшествием и ни к какому выводу не пришел. Думаю, вам тоже не удастся. Так что, запишем происшедшее, как еще одну из тайн Монастырища. А, коли мы не в силах разрешить ее, думаю, не стоит особенно афишировать случившееся. Вам самим это пойдет на пользу. Все равно никто не поверит.