Джозеф Нассис - Крик ангелов

Кто-то очень рассердился на этого человека.

Дункан с Ольсеном обхватили тело распятого, поддерживая его под мышками, чтобы ослабить нагрузку на легкие и дать раненому возможность дышать свободнее. Кейд склонился над ним, молча спрашивая, готов ли он к тому, что должно произойти.

Райли кивнул.

Выбора у них не было. Другого способа помочь не существовало.

Райли схватил Бханджи за предплечье правой руки, крепко прижал ее к двери, чтобы не двигалась. Потом кивнул Кейду, давая понять, что готов.

Кейд взял из сумки с инструментами плоскогубцы, уперся в дверь одной ногой, ухватил плоскогубцами один из гвоздей, вбитых в руку раненого, и дернул что было сил.

Бханджи взвизгнул от боли.

Райли ничуть не удивился, увидев в глазах Дункана слезы, ему казалось, он и сам вот-вот заплачет. Гвоздь держался. Придется потянуть его еще раз, хоть Кейд и понимал, какую жуткую боль испытывает при этом Бханджи.

Кейд снова принялся за дело.

Минут двадцать ушло у него на то, чтобы вытащить первый гвоздь. Уже вскоре после начала этой операции доктор Бханджи потерял сознание от невыносимой боли. И Райли вдруг с удивлением осознал, что бормочет благодарственные слова молитвы за то, что ему какое-то время не придется слушать стоны несчастного.

Со вторым и третьим гвоздями провозиться пришлось еще дольше. И ко времени, когда они бережно опустили доктора Бханджи на пол, чувство сострадания у Райли переродилось в бешеный гнев. Чудовище, сотворившее такое с человеком, должно за это ответить. Сполна! Райли поклялся призвать его к ответу за содеянное. И не важно, сколько на это уйдет времени. Да, ему не слишком нравился доктор Бханджи, он даже немного презирал его, но никто не смеет, не имеет права причинять такие страдания человеку.

Рыцари расступились, чтобы доктору Бханджи было легче дышать. И тут страдалец вдруг захрипел, а потом испустил последний вздох.

— Черт побери! — крикнул Райли и опустился на колени рядом с телом. Разорвал на его груди рубашку и начал делать искусственное дыхание. Пятнадцать раз подряд сдавливал и отпускал грудную клетку. Поворачивал голову, набирал побольше воздуха и вдувал его в нос покойного. Потом устало выпрямился. И снова начал нажимать на грудную клетку, один… два… три… четыре…

Сдался Райли минут через пятнадцать, ему так и не удалось завести сердце доктора Бханджи. Он стоял на коленях, покачиваясь из стороны в сторону, и пытался отдышаться.

Однако Кейд был вовсе не намерен сдаваться. Он подозревал, что доктор Бханджи знает куда больше, чем успел сказать, и твердо вознамерился не допустить, чтобы несчастный унес эту информацию с собой в могилу. Настало время снять перчатки.

В буквальном смысле этого слова.

Он рассказал остальным о своих намерениях.

Райли эта идея не понравилась.

— Ты уверен, что это необходимо? — Он покосился на товарищей, по выражению его лица было ясно, что Райли серьезно озабочен сложившейся ситуацией. — Здесь не самое безопасное место, думаю, ты понимаешь.

— Я быстро. Не стану блуждать по лабиринтам памяти слишком долго. Ведь последние часы и минуты его жизни были ужасны, и мне вовсе не хотелось бы вновь вызывать их, разве что в случае крайней необходимости.

Кейд понимал: ему предстоит увидеть страшное, но надеялся, что, поскольку несчастный скончался совсем недавно, в памяти его сохранились наиболее важные события, предшествующие смерти.

Райли нехотя кивнул, выслушав доводы командира, и постарался сделать все, что в его силах, чтобы обеспечить Кейду хоть какую-то безопасность. Все члены команды образовали две концентрические окружности, одна внутри другой, в центре разместился Кейд с телом доктора Бханджи. Ортега отвечал за внешнее кольцо, Райли — за внутреннее. Когда приготовления были закончены, сержант дал знак Кейду начинать.

Кейд опустился на колени, стащил перчатки, в точности так же, как поступил, войдя в холодильник. Правда, там у него ничего не получилось. Впрочем, неудивительно, ведь психические впечатления часто разрушаются по истечении сорока восьми часов, а они не знали, сколько тот человек пролежал замерзшим. Зато Бханджи умер совсем недавно, прямо у них на глазах; его последние мысли и чувства все еще заперты в мертвой оболочке тела, и Кейд был уверен, что сможет их освободить.

Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться и сосредоточиться, протянул руки и наложил обнаженные ладони на лицо доктора Бханджи.

И едва успел сделать это, как перед глазами пронесся целый калейдоскоп образов. Точно Бханджи действительно увидел перед смертью всю свою жизнь. Кейд старался сфокусироваться на том, что его интересует, отделить зерна от плевел, и ему все же удалось различить несколько важных моментов.

Жара.

Песок и скалы. Тихое посвистывание ветра над барханами, эхом отдающееся во рвах, которые они выкопали с утра.

— Кто еще знает? — спросил чей-то голос.

— Никто. Я весь день работал в этом конце рва один. Вы первый, кто увидел это, не считая меня.

Так ответил Бханджи, и в голосе его Кейд уловил вину и печаль, словно бедняга предвидел, чем все это закончится.

Затем воцарилась тьма, и, когда она растаяла, Кейд увидел, что стоит в конференц-зале. А напротив — седовласый мужчина в белом лабораторном халате. Под халатом Кейд заметил синий спортивный костюм. Мужчины жарко спорили о чем-то, и Кейд почувствовал презрение к стоящему перед ним человеку, хоть и не разобрал слов, которые тот произносил, и не понял, из-за чего разгорелся спор.

Второй мужчина с отвращением отшвырнул авторучку и вышел из комнаты. Бханджи, мрачно проводив его взглядом, остался один.

«Вот теперь и начнется настоящая работа», — подумал он, и пульс его участился.

Снова вспышка.

Еще одна сцена возникла перед глазами, и на этот раз Кейд поймал себя на том, что смотрит на бесформенную массу плоти, лишь отдаленно напоминающую человеческую фигуру. Лежало это создание на столе с покрытием из нержавейки, очевидно, где-то в лаборатории. Отдельные части тела казались узнаваемыми, но лишь отдаленно. Эти короткие, перекрученные обрубки — должно быть, руки. Длинное плотное туловище со временем может раздвоиться, появятся ноги. А в центре этой массы выступал и пучился бугорок, должно быть, голова. Еще и с глазом, совершенно человеческим.

Кейд все смотрел. И тут глаз глянул прямо на него.

Теперь он чувствовал, как слезы катятся у него по щекам, а потом вдруг затаил дыхание: в центре груди чудовища возникло зияющее отверстие, должно быть, служившее ртом или пастью. И вдруг оно пронзительно и злобно взвизгнуло и ощерилось прямо на него.