Джонатан Страуд - Призрачный двойник

— Она сильнее, чем кажется. Ты просто недооцениваешь ее.

Холли. Всегда у них на уме и языке одна Холли. По звуку было слышно, что закрылись две двери. Я позволила себе осторожно опустить свое тело вдоль ящика. Убедившись в том, что вокруг тихо, я скатилась с ящика, поднялась на колени, ухватилась за изголовье кровати и встала на ноги.

Каким холодным было это деревянное изголовье! Теперь я оказалась слишком близко к пятну посмертного свечения, чтобы чувствовать себя достаточно спокойно. Я подумала о черном прожженном пятне под покрывалом. Вспомнила лицо темноглазой девушки. И тут, словно проскочившая сквозь поврежденную изоляцию провода искра, по моим пальцам пробежал звук из прошлого. Он поднялся вверх, прошел сквозь мои зубы, глаза, и стало…

…Темнота. В темноте звенит детский голосок, высокий и дрожащий.

— Джессика? Ты где? Прости меня. Я уже иду.

Темнота молчит. Не отвечает. Но кое-что я все-таки ощущаю. Я чувствую присутствие чего-то зловещего, холодного, как лед. Это нечто скрывается во тьме, ждет… Лишенное жизни, оно жаждет лишать жизни других. Неутолимый голод притягивает его ко всему живому. Совсем недавно, едва вырвавшись из своей темницы, оно попробовало жизнь на вкус, и выпила ее до дна.

— Я уже здесь, Джесс. Сейчас приду и помогу.

Нечто напрягается в ожидании. От него расходятся волны ледяного холода, обволакивают стены.

— Не дуйся, — говорит детский голосок. Шаги на лестничной площадке. Звук открывшейся двери.

Что вслед за этим? Крик ребенка, Холодное нечто начинает вытягиваться вверх и наклоняться вперед (я ощущаю, как оно торжествует). Неожиданный скрежет металла. Острый, еще более сильный холод — холод железа. Затем замешательство. Неистовство. Боль от проникающей раны. Дикая какофония криков и проклятий. Режущие, колющие, рассекающие внутренности удары. Призрачная материя разрывается на части, теряет свою изначальную силу. Потустороннее нечто охвачено горем и гневом.

Затем…

Затем почти ничего. Ледяное, зловещее, голодное до чужой жизни нечто исчезло, его больше нет, а есть только тонкий мальчишеский голос.

Всхлипывающий и зовущий по имени свою сестру.

— Джессика… Прости меня… Прости…

Эти слова без конца повторялись, а сам голос слабел, удалялся, наконец, полностью уплыл назад, в прошлое, и я перестала его слышать. А подняв голову, я вдруг обнаружила, что снова вижу перед собой слабо светящееся облачко, висящее над пустым матрасом, а рукой по-прежнему держусь за изголовье кровати. Я заставила себя разжать пальцы. За окном было темно. Я сидела возле кровати на коленях, и они у меня ужасно болели.

Даже потом, когда ощущение тоски и одиночества отхлынуло, мне потребовалась целая вечность, чтобы взять себя в руки и подняться на ноги. Теперь мне предстояло тихонько открыть дверь и выскользнуть на лестничную площадку. А что, если он услышит? Что, если он выйдет из своей спальни прямо сейчас, когда у меня в ушах все еще жива картина смерти его сестры, пока давние воспоминания еще продолжают щекотать мне кончики пальцев, пока продолжает звучать в ушах его детский плачущий голос? Что мне тогда делать? Что мне тогда сказать ему?

Но дверь не скрипнула, и я беззвучно прошла по лестничной площадке, облегченно, глубоко вдохнула и начала подниматься по лестнице к себе на чердак.

И тут за моей спиной грохнуло, и чей-то голос окликнул меня по имени.

Честное слово, так сильно я не пугалась ни Воющих Духов, ни даже Лаймлисов. Я с перекошенным от страха лицом обернулась назад, привалилась плечом к стене, дрожа всем телом.

— Джордж, это ты? А я спускалась вниз напиться. Жажда замучила.

— Что? — рассеянно переспросил Джордж. В руке у него была целая пачка бумаг, за ухом торчал карандаш. — Послушай, Люси, я понял, что происходит!

— Я только выпила воды, и больше ничего, клянусь! Съела слишком много соленых чипсов за чаем, и… — тут я сообразила, в чем дело. — Ты имеешь в виду то нашествие в Челси, верно?

Я увидела, как за стеклами очков сверкают глаза Джорджа. Это выражение было хорошо мне знакомо.

— Да, — подтвердил Джордж. — Нашествие. Я расколол этот орешек, Люси. Я все вычислил. Теперь мне известно, где это все началось.

— Просто удивительно, насколько полезно думать, лежа в постели, — сказал нам Джордж на следующее утро. — Самое лучшее время для размышлений. Я работал с картами и документами, которые передал мне Киппс — ну, знаешь, с теми самыми, где собраны отчеты о столкновениях с Гостями в Челси за последние несколько недель. Ну, а до этого я очень сильно повозился в Архиве. Но только когда лежишь в постели и размышляешь, у тебя в голове начинает складываться вся картина.

— И она у тебя сложилась? — спросил Локвуд.

— Да, теперь мне все стало ясно.

Было время завтрака, и мы втроем сидели за кухонным столом. Но кружки, банки с джемом и липкие остатки тостов уже были убраны со стола, а сами мы были одеты и обуты по-рабочему — никаких домашних халатов или мятых футболок. Поднявшаяся из офиса, закончив пылесосить, Холли Манро уловила воцарившуюся на кухне атмосферу напряженного ожидания. Она переложила на блюдо свежеиспеченные медовые бисквиты и поставила их посреди скатерти для размышлений. Мы снова взяли кружки с чаем, а Джордж еще и свою набитую документами папку. Наступил его звездный час.

С моей точки зрения, было очень удачно, что вдохновение накатило на Джорджа именно сейчас. Это давало мне возможность загнать воспоминания о прошлой ночи в самый дальний уголок сознания. Или хотя бы попытаться загнать их туда. Но все же всякий раз, когда я смотрела на Локвуда — такого хладнокровного и уверенного в себе — я невольно вздрагивала, потому что у меня в голове вновь начинал звучать безутешный детский голосок. Не могла я, как ни старалась, забыть эхо охватившего маленького мальчика отчаяния и гнева, эхо его страстного желания отомстить за свою сестру. Он и сейчас, спустя много лет, каждым своим поступком продолжал мстить за нее.

Что ж, хотела я лучше узнать Локвуда, вот и узнала. Подслушать его прошлое мне удалось, но счастливее я от этого не стала. Сама виновата — должна была предвидеть, что именно так и будет.

Поэтому очень хорошо, что сегодня есть чему отвлечь меня от моих невеселых мыслей.

Джордж открыл свою папку, вынул лежавший верхним на стопке документов лист, и положил его на стол перед нами.

— Вот. Что на это скажете? — спросил он.

Это была карта района Челси, очень похожая на ту, что висела на стене у Барнса, только испещренная неразборчивыми карандашными каракулями Джорджа. На карте была Темза, и улица Кингс Роуд, и были помечены все места, где в последние несколько недель были зафиксированы случаи появления призраков. В отличие от той карты, что была в ДЕПИК, эти места Джордж отметил не разными цветами, а одним, красным. Таких красных точек на карте были десятки, если не сотни. В некоторых местах эти точки буквально наслаивались друг на друга, напоминая расплывшуюся кляксу, сделанную красными чернилами.