Маркус Хайц - Ритуал

Он вышел из комнаты, и его охрана последовала за ним.

— Святая Матерь Божья! — простонала аббатиса. — Вот теперь действительно начнутся неприятности.

— Разве у вас нет воспитанницы в монастыре, достопочтенная аббатиса?

Она заметно вздрогнула: посланник вернулся, а она этого даже не заметила.

— Ах, вот как, у вас что-то на совести? — спросил он с хитрой улыбкой.

— Нет, разумеется, нет. Моя совесть так же Чиста, как и ваша, эксцеленца, — солгала она, опасаясь, не покраснела ли. — Да, у меня есть воспитанница. Ее зовут Флоранс. Флоранс Топэн.

— Ага. — Только и сказал он и на этот раз окончательно ушел.

Григория проводила его взглядом из окна и увидела, как, выйдя во двор, он подозвал двух своих людей. После короткого разговора они оседлали лошадей и уехали из монастыря. Она догадывалась, какое поручение он им дал. Они должны собрать сведения. Легат не положился на ее слова. Аббатиса снова подняла взгляд на распятие. Ну да ничего, она что-нибудь придумает.

Собираясь выйти из рабочей комнаты, она наткнулась на одного из людей легата в латах, который занял свой пост у двери.

— Прошу прощения, достопочтенная аббатиса. — Он поклонился. — Легат Франческо приказал, чтобы я охранял вас, пока мы находимся в ваших стенах.

— Охраняли? От кого же?

— От бестии, — услышала она в ответ. — Он счел это возможностью отблагодарить вас за гостеприимство, оказать вам и всем монахиням Сен-Грегуара особую защиту.

— Тогда пойдите и скажите ему, что мне такая защита не нужна. Это дом Божий.

Охранник покачал головой.

— Вам самой придется это сказать, достопочтенная аббатиса. Я лишь выполняю его приказ.

Ока уже хотела дать сердитый ответ, но быстро взяла себя в руки, ведь иначе она лишь усилит к себе недоверие.

— Благодарю вас. А теперь прошу меня извинить, мне пора удалиться на вечернюю молитву. Ad majoren Dei gloriam, ведь таков ваш красивый девиз?

Охранник с улыбкой перекрестился.

— К вящей славе Господней.

Он снился Григории.

Он и она. Он пришел к ней ночью, поднялся в ее келью и делал то, что делают муж и жена, когда живут в браке. То, что она когда-то делала и чем наслаждалась.

Чудесные ощущения, охватившие ее во сне, были столь реальными, что проснулась она от греховного жара внизу живота. Сладострастию нет места в жизни аббатисы. Рассудком она это понимала. Но с того сна ее тело еще больше его желало. За такие мысли она наказала себя работой вдвое упорнее и новыми покаянными молитвами.

«Молю тебя, Господи, забери у меня эти мысли. Или дай мне мудрости понять, откуда они берутся и что значат».

Григория еще ниже склонила укрытую чепцом и вуалью голову, руки ее сжимали четки. Она стояла на коленях на передней скамье монастырской церкви наискосок от распятия.

Был вечер в канун большого паломничества к Нотр-Дам де Болье в окрестностях Пулака. Монастырский хор будет петь там под ее руководством и утешит страдания людей песнопениями. Ведь люди приходили не со страхом Божьим, а с ужасом перед бесшумной четвероногой смертью, которая после месяцев спокойствия вдруг снова нанесла удар. Как в кровавых 1764 и 1765 годах.

Присутствие непроницаемого Франческо никак не повлияло на кровожадность бестии. Напротив, она, по всей видимости, считала, что в силе показать посланнику папы, насколько бессилен он. За короткое время были изувечены десять жертв — преимущественно маленькие девочки, их внутренности сожраны, лица прокушены и кожа с них сорвана. Каждому теперь уже был известен ритуал бестии. Как и все жители Жеводана, Григория догадывалась, что это лишь предвестие ужасного лета.

«Молю тебя, Господи, пусть Жан, его сыновья и молдаванин найдут наконец бестию, чтобы ужас для всех нас закончился».

И вновь она подумала о своем сне…

Дверь распахнулась, и в монастырской церкви повеяло прохладным вечерним ветерком, который принес запах весны и влагу дождя. Вздрогнув, аббатиса очнулась от размышлений, которые снова отвлекли ее от «Аве Мария».

— Достопочтенная аббатиса, идите скорей! Мсье Шастель пришел.

— Который Шастель?

— Жан Шастель, достопочтенная аббатиса. Он требует вас с такой настойчивостью, что я не могу более его удерживать, — задыхаясь, протараторила сестра Магдалена. — Наверное, что-то случилось. Он ждет в вашей рабочей комнате.

Встав, Григория повесила на шею четки и озабоченно посмотрела на сестру.

— Где Флоранс?

— В своей комнате, как вы и приказали.

— Ты проверяла?

— Нет, но я видела свет у нее в окне.

— Тогда пойди и посмотри! — Аббатиса поспешила к выходу из церкви. — Дай мне знать, что делает Флоранс.

Пока она бежала под проливным дождем через двор, сердце у нее учащенно билось, и было это не от быстрых движений. Скоро она увидит того человека, о котором думала всего несколько минут назад.

Думала запретные мысли.

Сглотнув свое возбуждение, она взлетела по ступенькам и распахнула дверь, перед которой, как обычно, стояли двое.

Григория почти забыла о караульных. Не пройдет много времени, как легата известят о ее посетителе. И о том, что она долго с ним беседовала. Тогда его внимание обратится на семью Шастелей.

Жан, меривший шагами комнату (он даже протоптал сырую полосу на половицах), остановился и посмотрел на дверь. Его угловатое лицо словно постарело на десяток лет. По щекам крупными каплями сбегала не только дождевая влага, и в его чертах читалось отчаяние. Сестра Магдалена не ошиблась.

— Жан, мой дорогой друг, что я могу…

Едва ли не с гневом он бросился к ней, схватил за руку и, сжав, сунул ей под нос разорванный кожаный шнурок. На нем покачивалась маленькая деревянная ласточка, у которой откололось крыло.

— Как Господь, ах какой добрый Господь, допустил такое? — взревел он, и на какое-то мгновение Григории показалось, кулак со шнурком сейчас ударит ее в лицо. Глаза у Жана были широко распахнуты, покраснели от слез, в них бушевала ярость. — Где защита, какую он обещает слабым?

Она не нашлась, что ответить, такой напор сбил ее с толку, и хватка лесника причиняла боль.

— Жан, ты…

— Мари! — выкрикнул он ей в лицо. — Мари мертва. Маленькая Мари Данти! Я знаю ее с самого рождения, я вырезал ей эту птичку, я подарил ей шнурок, а теперь она мертва! — Его крик сорвался на визг, пресекся. — Мы с Пьером и Малески нашли ее. Бестия не оставила ничего, кроме изжеванных костей.

Дверь открылась, на пороге показались люди Франческо, но властным движением Григория приказала им уходить. Ее безмолвного авторитета хватило, солдаты удалились.

Жан швырнул подвеску на пол.

— Без нее мы даже не догадались бы, кого задрал оборотень. — Он как сумасшедший вцепился в свои седые волосы, его глаза смотрели сквозь аббатису. — Но этому должен быть конец. Больше я не могу его щадить, — выдохнул он. — Он ненавидит меня и убивает всех, кого я люблю. — Его взгляд сосредоточился на лице аббатисы. Он боролся с собой. — Ты… ты тоже в опасности, Григория. Он придет за тобой, так как знает, что я…