Маркус Хайц - Ритуал

— Bonjour, достопочтенная аббатиса, — раздался вдруг рядом с ней голос легата Франческо.

Вид у него был крайне довольный. Григория уже успела возненавидеть его итальянский акцент. Как всегда он был в платье простого покроя, но из хорошего, дорогого сукна. Рядом с ним стояли пятеро его солдат.

— Можно с вами поговорить?

— Момент не совсем удачный, эксцеленца…

Легат поклонился.

— Несколько ночей назад для одной аббатисы тоже был весьма неудачный момент забавляться с мужчиной. Я мог бы уведомить об этом епископа, — прошептал он, указывая на епископа Пролхака, стоявшего всего в шаге от них. Отодвинувшись, он улыбнулся точно благосклонный святой. — Можем мы теперь поговорить?

— Дайте мне минутку.

Григория послала монахинь за водой из источника, которую парой жестов превратят в святую. Другим сестрам она велела принимать пожертвования, какие верующие принесли прелату, чтобы привлечь к себе сочувствие его или самого Господа.

— Что вам нужно, эксцеленца? — наконец повернулась она к легату, пряча страх за резкостью и холодным тоном. — Вы хотите возвестить мне и людям, что наконец-то уничтожили бестию?

Схватив ее за локоть, Франческо отвел на несколько шагов в сторону.

— К сожалению, нет, достопочтенная аббатиса. Я пришел, чтобы расспросить вас про Шастелей. Я то и дело слышу это имя, и меня очень заинтересовало, когда мои люди сообщили, что Жан Шастель провел у вас долгое время.

— Ваши намеки гнусны. Он хотел… исповедаться.

Григория сама заметила, сколь несостоятельно прозвучали эти слова, а для такого человека, как Франческо, чья миссия заключалась в том, чтобы отыскивать правду, не составляло труда ее разоблачить.

— Он кое-что сообщил вам, и вполне очевидно, что это было связано с грехом, — отозвался легат, но улыбка сползла с его лица. — Не считайте меня глупцом, достопочтенная аббатиса. Не отрицайте, что решили с ним позабавиться. У моих людей есть уши. И не забывайте, что в дверях есть замочные скважины. Не слишком достойный способ вести дознание… но в данных обстоятельствах о достоинстве не может быть и речи, вы так не считаете? — Он внезапно улыбнулся. — Разумеется, помимо епископа о ваших проступках придется поставить в известность также и его святейшество. Вы потеряете свой сан, свою честь. Не говоря уже о вашей семье, которая пользуется доброй славой в…

— Говорите начистоту, эксцеленца, — ледяным тоном прервала его Григория. — Чего вы требуете?

— Я прошу рассказать мне все до последней мелочи, что вам известно о семье Шастелей. Мельчайшие подробности. И я говорю не о размерах достопримечательности Жана Шастеля. — Франческо явно наслаждался беседой.

— Что вам нужно от Шастелей? — попыталась изобразить удивление аббатиса.

— Как я уже упомянул, за последний месяц я слишком часто слышал это имя, повсюду, куда бы ни приехал со своими людьми. Отец словно одержим охотой. И — о чудо! — где бы он ни появился, происходит убийство. Внезапно исчезает один из его сыновей. О младшем, о котором идет дурная слава, вдруг ни слуху ни духу, словно земля разверзлась и поглотила его. Вместе с собаками. И как я слышал, и он, и его старший брат очень интересуются вашей очаровательной воспитанницей. — Легат скользнул взглядом по толпе. — Разве вам не кажется, достопочтенная аббатиса, что существует некая, слишком уж тесная связь между вами, Шастелями и бестией? — Его взгляд стал вдруг жестким. — Какую роль во всем этом играет Жан Шастель?

Она молча слушала, а про себя лихорадочно размышляла, как ускользнуть из петли, которую затягивал на ней легат. Григория решила перейти в наступление.

— Вы ведь привыкли, что люди дрожат перед вами, не так ли, эксцеленца? — заметила она и надменно посмотрела на него.

— Мое лучшее оружие — нечистая совесть собеседников, — сухо отозвался он. — Ваша, например, достопочтенная аббатиса.

Внезапно из толпы выступил и подошел к епископу Жан Шастель с мушкетом за плечом. По пути он мельком бросил взгляд на аббатису и протянул что-то епископу в сжатом кулаке.

— Я прошу, — громогласно произнес он, — чтобы вы благословили эти серебряные пули и мой мушкет. От них падет бестия.

Лесник раскрыл ладонь и показал три круглые начищенные пули, блеснувшие на солнце.

Люди вокруг возбужденно зашептались. Уж если сам странный Шастель отправился в паломничество и склонил голову перед Нотр-Дам де Болье, значит, грядет нечто важное! По рядам побежали шепотки о знаке Божьем.

— Это ведь Шастель, правда? Какая интересная просьба, — тихо заметил легат. — Вы его обратили, достопочтенная аббатиса? И всего за одну ночь? Даже для женщины вашего благочестия это чересчур смелое предприятие.

Ничего не ответив, Григория попросила у Бога простить ей мысли об убийстве ближнего.

Тем временем епископ внимательно осматривал пули.

— Это орудия убийства, — осторожно сказал он. — Кто может поручиться, что вы не пустите их в ход против людей и не запятнаете имя Божье?

Жан энергично шагнул вперед и, если бы захотел, мог бы схватить епископа за грудки.

— Достопочтенный аббат, за последние три года эта адская тварь убила больше трехсот женщин и детей. И я тоже потерял людей, которые были мне близки или которых я знал. — На глаза ему навернулись слезы. — Освятите их, аббат! Освятите их, чтобы Господь дал мне свое благословение и я убил бестию, чтобы освободить людей Жеводана и чтобы ко мне вернулась вера в Бога. — Сняв с плеча мушкет, он протянул его епископу.

— Ну, конечно же… та девочка, — с фальшивым сочувствием сказал Франческо. — Мне говорили, он присутствовал на похоронах маленькой Мари Данти и пролил слез не меньше, чем несчастная мать. — Он рассматривал лесника, который избегал глядеть в сторону аббатисы. — Похоже, ваше тело и впрямь обладает силами святых мощей, — прошептал он. — Если бы послать вас обращать неверных, не осталось бы ни мусульман, ни иудеев. Во всяком случае, среди мужчин.

— Вы заходите слишком далеко, эксцеленца! — воспротивилась она. — Еще одно такое замечание…

— И что? — Он наклонился к ней. — Не теряйте присутствия духа, достопочтенная аббатиса. Вы примете все мои замечания послушно и с благодарностью как первое покаяние за свой поступок.

Пальцы Григории судорожно сжались.

— Сделайте это, достопочтенный аббат! — взмолилась пожилая крестьянка рядом с Жаном. — Может, ему удастся то, что не сумели все приезжие. Трех лет с нас достаточно.

— Смотрите, эксцеленца, ни вам, ни вашим людям не доверяют, — позволила себе уколоть аббатиса. — Вам следовало бы приложить побольше трудов, чтобы поддержать славу свою и церкви.

— Если Шастель ее пристрелит, тем лучше. — Франческо вытащил из пояса серебряную булавку. — Доверие к Господу в Жеводане лишь укрепится. Язычник получает благословение и убивает бестию. С этим я целиком и полностью согласен.