Эдвард Ли - Тератолог

Уэстмор рассмеялся.

— Брось, мужик. Ты же не хочешь сказать, что все это библейское дерьмо случилось на самом деле? Я всегда считал, что это просто аллегории, своего рода мифы.

— Вера это мощная штука. Она формирует прошлое, как и будущее. Кто по прошествии тысячи лет может сказать, как все было на самом деле? Дело в том, что мы считаем и Бога и рай такими, какими мы их себе представляем через свою веру. Ну, до какой-то степени. Бог обладает определенной природой. И внешний вид его изменчив. Ваша вера формирует его. Существует множество различных типов, как рая, так и ада. И множество различных типов ангелов. Если б ты был буддистом, я явился бы тебе в виде цветущего лотоса.

— Почему не в виде самого Буды?

— Это в моих силах, но за рамками моих полномочий. Это как если бы я явился тебе в образе Иисуса Христа. За такое и самому можно оказаться в Аду.

— Значит, боги тоже бывают разные.

— Нет, бог — только один, но он может принимать разные формы. Все зависит от твоей веры.

— Не понимаю.

— К счастью, это необязательно. Ты просто не в состоянии это понять.

Мысли Уэстмора капали, словно кровь. Он чувствовал себя окутанным тьмой.

Затем ангел произнес:

— В этом доме творится очень серьезное дерьмо. Вот почему я здесь.

— Что за серьезное дерьмо?

— Величайшее поругание. Систематизированное зло. Это побочный продукт вашего выродившегося общества. Единственное истинное общество — это общество Бога.

— Не понимаю, о чем ты, — прохрипел Уэстмор.

— Конечно, не понимаешь, потому что ты слишком глуп. Мы действуем тайно. Кто-то должен знать. Вот почему я здесь. Фэррингтон это адепт, живой символ деградации человечества. Он хочет поспорить с Богом. Он считает, что если заденет Бога за живое, тот проявит себя.

Усмешка, похожая на хруст крошащегося камня.

— Вот что я тебе скажу, Уэстмор. Бог уже задет за живое. Уже пять тысяч лет как рассержен до самых фибр свой души. Он не собирается проявлять себя — ты не стоишь Его времени. Бог ушел. Он слишком занят своими делами, мужик. Он дал тебе шанс. Так используй же его.

Фэррингтон, — подумал фотограф. Как там он сказал? Систематизированное зло? Не намеренно ли ангел напускает тумана?

— Некоторые вещи тебе придется выяснить самому, — сказал ангел.

— Что насчет Фэррингтона? — спросил Уэстмор почти умаляющим тоном. — Ты совсем меня запутал. Я не понимаю, что ты имеешь в виду.

Ему показалось, что темный силуэт стал еще более зернистым.

— Увидишь.

— Почему ты мне рассказываешь это? — спросил Уэстмор.

Зыбкий смех.

— Я — всего лишь посланник. Задаваться вопросами — не мое дело. Бог захотел, чтобы я пришел к тебе, и я пришел к тебе. Да, пути господни неисповедимы. Это точно, поэтому только так ты можешь получить хоть какой-то шанс увидеть всю картину в целом.

Уэстмору казалось, будто глаза у него удерживаются раскрытыми с помощью крючков.

Ангел начал растворяться.

— Мне нужно идти, но прежде чем я уйду, я скажу тебе кое-что. Хочешь услышать это?

Уэстмор, сглотнув, кивнул.

— Только это — тайна.

— Говори.

Ангел заметался в темноте.

— Если возьмешь стимул творить добро, и стимул творить зло, положишь их рядом и посмотришь на них внимательно, то увидишь.

— Увижу, что? — прохрипел Уэстмор.

— Что они одинаковы по своей силе.

С этими словами ангел исчез.

Два человека в комнате. Ночь. Тишина.

— Гидроцефал умер, — сказал Майклз. — А у священника случился сердечный приступ.

— Позаботься об этом.

— Уже все сделал.

Фэррингтон сидел в халате из алого атласа и с отрешенным видом потягивал из бокала «Монраше» урожая 1918 гола. Его взгляд блуждал между компьютерным монитором и большим полукруглым окном, обрамленным тьмой и подсвеченным лунным светом. Фэррингтон находился в одном из своих умозрительных настроений. Он размышлял. Майклз знал, что таким образом его хозяин справляется с отчаянием.

— Дальнейшие ассигнования не должны составить труда.

— Нет, не составят. Они уже реализуются, — заверил его Майклз.

Фэррингтон убавил уровень звука на мониторе. С угрюмым видом он наблюдал за разнообразием видеороликов. На первом Бетти болтала своими обрубками в оргазмическом экстазе, в то время как унитарианский священник изощренно трахал ее. Следующий ролик. Программный директор благотворительного фонда «Дорога вместе», пуская слюни, исполнял куннилингус восемнадцатилетней девушке с синдромом Дауна, прогнализмом и кожными выростами на лице. Следующий ролик. Два дьякона из Батон-ружской «Церкви Христовой» остервенело мастурбировали на лицо женщины с врожденным дефектом грудины и генетическим заболеванием, известным как «сращение кишечника». Она родилась без внешнего анального отверстия. Вместо этого кишечник опорожнялся в вагинальный канал. Словно по сигналу, камера наехала на ее раздвинутые ноги, когда она, говоря менее научным языком, вывалила из своей манды впечатляющего вида и размера какашку.

— Ваши инвестиции в «Метопронил» определенно окупились. Люди хотят заниматься этим. Всем чем угодно, с кем угодно, ради получения сексуальной разрядки, — отметил Майклз.

Но Фэррингтон выглядел каким-то скучающим, или несчастным…

Он переключился на следующий сценарий. Это была прямая трансляция из комнаты ангелов. Оба чудовища мирно спали, сплетясь в обоюдных объятьях на фоне белоснежных простыней.

Ну вот, — подумал Майклз. Ему следовало это ожидать.

— Однажды они станут моими, Майклз, — еле слышно произнес миллиардер. — Однажды они меня полюбят.

— Конечно, так и будет, — сказал слуга, не найдя другого ответа. Хотя подумал : Ага, теперь Бог уж точно будет всякий раз заглядывать сюда.

Мой босс сошел с ума.

Майклз вздрогнул от следующего резкого жеста хозяина. Как только слуга закончил свою саркастическую мысль, Фэррингтон бросил на него осуждающий взгляд. Но спустя мгновение, его глаза вновь стали печальными и вернулись к монитору.

— А как там два наших гостя?

Майклз терпеть не мог приносить плохие новости, но до сих пор повода для беспокойства не было.

— Брайанта мы уже взяли. И… не волнуйтесь, но…

Фэррингтон бросил на него еще один резкий взгляд.

— …Фотографа нет в комнате.

— Что?

— Вам не стоит беспокоиться. Наверное, слоняется где-то пьяный. Мои люди избавляются сейчас от священника и ребенка, и они еще не вернулись.

Майклзу очень повезло, что взгляд не мог убивать.

— Мы найдем фотографа, — заверил англичанин. — Он не сможет покинуть пределы дома.

Ответ Фэррингтона прозвучал, как худшее знамение.

— Хорошо, если так.

Уэстмор пришел в сознание. Он лежал под столом, окутанный тьмой, и не мог ничего вспомнить. Его мысли тикали в такт часам.