Евгения Гладкова - Дважды умереть и воскреснуть

– Все эти годы я помнила о тебе и собирала капиталы. У тебя должна была быть обеспеченная жизнь. Я приставила к тебе своего лучшего стража. И ждала, что ты будешь более благоразумной.

– Накануне трагедии Зоя рассказала о тебе, но я все не так поняла. У меня не хватило знаний и времени во всем разобраться. Сама не знаю, как решилась на смерть.

– Тебя надоумила Марина. Она отомстила мне. Но ее попытка оказалась пшиком, ничем. Неужели она считает меня настолько глупой! Жаль, что ты с самого рождения была обречена.

Я даже не хотела задавать вопросы. И так понятно. Ирина сама выбрала такой путь, служить не тому Богу. И ребенок ей нужен был с одной целью – умножить силу перед битвой. Я могла бы пожалеть и ее и себя, но о какой жалости идет речь, если в мире и без того страдания и драмы на каждом шагу. Какие времена, такие и нравы!

– Ирина, – спросила я, – а ты любила отца?

– Это было давно. Возможно. Я только помню безумную страсть к нему. Такое уже никогда не повторится, – она лукаво закусила нижнюю губу и окуналась в воспоминания. – А как он поживает?

– Теперь нормально. С тех пор, как он сошелся с Анютой, я редко его видела. Я очень скучала. Но мешать его счастью было бы не правильно. Анна Геннадьевна – честная и порядочная женщина. Она любит отца и ко мне относилась по-доброму. Я, в свою очередь, не требовала от папы внимания большего, чем он мог мне дать. Возможно, поэтому, отчасти, их тандем и был успешен. А за внимание со стороны его спутницы, я стала называть ее Анютой. По-моему, ей даже нравилось. У папы до нее было два романа, но они закончились сразу же, после знакомства со мной. Не каждая женщина готова воспитывать девочку-подростка, несмотря на то, что ее отец – обеспеченный человек. Бабушка не жаловала Анюту. Но ради благополучия сына она готова была мириться и с таким положением. К тому же Анна Геннадьевна работала у отца заместителем по финансовым вопросам, отчего семейному бизнесу ничего не угрожало.

– Ну да, ну да! Как же без нее! – умилялась Ирина. – Я бы с ней давно расправилась, но тебе требовался присмотр. Макс бы не справился в одиночку.

– Моим воспитанием бабуля занималась всерьез. Она нанимала мне нянек с опытом, но без претензий, всегда интересовалась моей учебой у педагогов. Я не могла посещать школу, и поэтому числилась вольным слушателем. Бабушка была убеждена, что учеба на дому гораздо полезнее общих занятий. Дистанционное обучение позволяло не отставать от проходимых тем. Репетиторы помогали усваивать школьную программу. Когда в школе наступали каникулы, мне все равно приходилось учиться, ведь бабушка считала, что время, потраченное на учебу – это время, проведенное с пользой. В общем, я прожила свои юные годы в затворничестве, как «вечный арестант», и за учебой, как «вечный студент». Только к пятнадцати годам я смогла ослабить путы бабушкиной власти. Тогда дедушка сильно заболел. Бабуля все внимание переключила на него. Наняла сестру для ухода за мужем, а когда, после сердечного приступа, деда парализовало, ему понадобилось более квалифицированное лечение. Для дедушки сняли двухместную палату в Центральном госпитале, и бабушка почти каждую ночь проводила у него. Я же все равно должна была оставаться под присмотром. И Зои пришлось со мною сидеть. Как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло». Это звучит цинично, но я даже рада была такому повороту событий.

– Вы с ней так сблизились? – удивилась Ирина.

– Я воспринимала ее как старшую сестру, – пояснила я. Но добавила, чтобы отвести подозрение от девушки, – А вот как она ко мне относится, могу только гадать. Она хорошая, но не очень разговорчивая.

– Это то, что в ней больше всего ценю. И профессионализм, конечно!

Нашу беседу прервали. Раздался условный стук в дверь и вошел молодой парень, не знакомый мне, с подносом, накрытым крышкой. Он бесшумно приблизился, накрыл стол на две персоны и поставил перед каждой тарелки с телятиной. В бокалы, выполненные в старинном чеканье, налил крови из пластиковых пакетов. И удалился.

– Жареное мясо? – удивилась я.

– Это чтобы потешить вкусовые рецепторы. Можешь не глотать, если не хочешь.

Я жадно смотрела на питье, но не посмела первой прикоснуться к бокалу. Ирина поняла мое смущение и взяла бокал первой.

– За знакомство! – торжественно произнесла женщина. – Не чокаясь…

Я оценила шутку. Без лишних колебаний вцепилась в питье и осушила бокал мигом.

– Я стесняюсь спросить, – начала я, чувствуя неловкость ситуации, – почему после кормления клонит в сон?

– Ты привыкнешь! Вот глотни, – Ирина положила на стол две капсулы в зеленой оболочке. – Это адреналин. Он тебя взбодрит.

После ее слов я поняла, что не все темы исчерпаны и разговор продолжится.

– Я не хочу тебя отпускать сейчас. У нас может и не быть возможности пообщаться.

– Ты хочешь сейчас все выяснить и делать вид, что мы ничем не связаны?

– Не в этом дело. Совет решит твою участь. Если Виктору будет угодно, он может отправить тебя в другую Ветвь, но может, конечно же, и оставить. Так было с Зоей. Я не вправе возразить или ослушаться.

– Я не хочу никаких перемен, для меня и нынешнее пребывание мучительно, но, по крайней мере, здесь есть знакомые лица.

Мы молчали. Ирина так и не притронулась к телятине. Она изучала меня, пристально рассматривая, как «невиданную зверушку». Я была равнодушна к ее взглядам. Я крутила в ладонях бокал. То ставила его на стол, то снова хваталась за него.

– Ирина, ты знаешь обо мне все, или почти все. Можно и тебя спросить, как ты стала тем, кем стала?

Я была подкидышем. Воспитывалась в Свердловском детском доме № 49. Никто не удосужился узнать истинной даты моего рождения. В документах я была записана как «Тихонова Ирина Леонидовна, родилась 9 ноября 1974 года». Меня назвали в честь санитарки, которая меня обнаружила, а дату подобрали приблизительную. На запросы в местные роддома ответили, что все роженицы благополучно встали на учет, и случаев отказов не было. Скорее всего, мои родители были не местными.

Я росла замкнутой и необщительной. Не ладила с детьми, но не вступала в конфликты. Много читала. Но на занятиях не проявляла интереса к предметам, чем вызывала жуткое недовольство преподавателей. Училась средне, хотя знания позволяли быть лучшей. Мне было это ни к чему.

Однажды к нам пришел молодой преподаватель истории Чернов Виктор Витальевич. Он с воодушевлением преподносил свой предмет, что казалось, он шагает по эпохам. Его ценили и ученики и учителя. Вскоре он пригласил некоторых из нас на «кружок истории». Я была в числе приглашенных, и согласилась посетить его факультатив. Он устраивал тесты и отсеивал одного за другим, пока не собрал наиболее восприимчивых. Из тринадцати разновозрастных детей остались лишь пятеро.