Мария Введенская - Пределы неоднозначности

Так странно, но при подобной разнице в возрасте Чарли совершенно не чувствовала себя чужой. Во всяком случае, среди своих новых подруг. Она могла с легкостью их так назвать, не смотря на то, что те годились ей в бабушки. Чарли не испытывала никакого дискомфорта, находясь среди них. Только радость и острую потребность смеяться. Уже вечером за пивом и покером Чарли почувствовала, что будто заняла своё заготовленное ранее место, став недостающим элементом мозаики. Они казались друг другу карикатурно выписанными персонажами. Такие яркие и простые, необыкновенные каждый по-своему. Хотя, возможно, это лишь впечатление ослепленных друг другом людей. Они все обменивались светом.

Миси постоянно, но неумело пыталась блефовать, что каждый раз заканчивалось полным фиаско, а Дейзи, рьяно жестикулируя ладонями, словно вертолетными лопастями, объясняла, что та очень-очень глупо выглядит со стороны, пытаясь выудить из колоды Джокер в процессе тасования, потому что слепых здесь пока нет. Чарли даже не знала, что смешней – следить за Миси, или Дейзи, сыплющей высокопарными фразами и шлифующей воздух ладонями. Дороти громко хохотала, глядя на всё это, и подначивала едкими замечаниями, что было незабываемо и крайне смешно. И Чарли со своими парадоксальными полными непосредственности комментариями дополняла эту троицу, словно новую упаковку цветных карандашей, которую еще не распечатали.

Не так уж и страшна старость… – думала она. – Или мне просто повезло увидеть ее светлые стороны ?

Да, конечно, организм подводит, и накопилось миллион историй, которые так и просятся наружу, но в целом, старики – такие же люди, которым хочется веселиться и хочется жить. Может, даже больше, чем остальным, потому что они всегда ближе к смерти. Они видят ее неминуемость, в отличие от тех, кто пока в силу возраста осмеливается закрывать на нее глаза, отдаваясь воле случая. Конечно, каждый день умирает куча людей самого разного возраста, но в целом, даже страдающий от рака ребенок всё равно надеется на выздоровление, потому что это неестественно и против правил умереть в столь юном возрасте. А у пожилых людей, как бы те не стремились жить, не возникает подобных вопросов, потому что они понимают, что всё правильно, своим чередом. Поэтому хочется веселиться и радоваться каждому новому дню, что ты имеешь. И хорошо, если есть друзья, с которыми можно посмеяться, сыграть в покер и выпить немного пива после жаркого летнего дня. У них ведь, по сути, нет никаких неотложных дел. Они на бессрочном отпуске своих коротких ускользающих дней. И Чарли с удовольствием влилась в этот режим, став частью сообщества… частью отеля.

Через некоторое время все привыкли к молодой жительнице этого маленького мира и перестали пялиться. Теперь она знала множество имен и увлекательных историй, была посвящена в тайны, даже можно сказать. К примеру, на прошлой неделе, Пенни – чрезвычайно объёмная дама с круглым лицом и вздернутым носом, похожим на пяточек – купила себе платье в пол четырнадцатого размера. В результате его застегивали трое подруг Чарли, но зацепили молнией часть бюстгальтера, а расстегнуть уже не получилось. Пенни не могла снять платье следующие несколько дней, напрочь отказываясь прибегать к помощи ножниц, и в итоге ее соседка по имени Кейтлин с силой дернула молнию, зацепив при этом собственные волосы, причем не так, чтобы мало. Являя собой некое подобие кентавра, они слонялись по этажам в поисках помощи, потому что застрявший локон был приличным, да еще и в таком неудобном месте, что Кейтлин никак не могла себя освободить, не желая его отстригать. Им встретилась Сибилл, но когда ее попросили помочь, она лишь испуганно уставилась, словно забитый в угол зверек, мотнула головой и скоренько удалилась, шлепая клетчатыми тапками. И как им только в голову пришло обратиться к ней за помощью?.. В итоге они наткнулись на Дороти в розовом зале, смотрящую Улицы Сан Франциско, и та в мгновение ока сходила за ножницами и обрезала локон, не реагируя на протесты Кейтлин. Ну а дальше дернула с силой молнию и высвободила Пенни из заточения. И все это она делала с трубкой зажатой в уголке рта, словно морской волк, и глядя одним глазом в телек.

А еще за день до этого у Миси случилось свидание. Она, наконец, соблазнила иранца на прогулку и кино. Как уж у нее это вышло, никто не знает, однако вернулась она с единственной фразой.

– Ужасный… ужжжасный человек.

– Он не ответил на твои горячие чувства? – спросила Дейзи.

– Наверное, он вообще не понял, что происходит… – хохотнула Дороти.

– Да нет, он просто обомлел от красоты нашей Миси.

– О, ну да, конечно… – фыркнула Дороти.

– Спасибо, милочка. – Миси ласково улыбнулась и ущипнула Чарли за щеку, а потом бросила ядовитый взгляд на Дороти.

У каждого здесь была своя история, но их никогда никто не обсуждал, потому что у всех этих людей засела занозой неимоверная боль. Внешне не скажешь, но это так. Чарли чувствовала это, подмечала сквозь выстроенные заслоны, но никогда не лезла с расспросами, потому что её вполне устраивала иллюзия беззаботности, которая застлала плотно глаза и притупила всякие чувства. Люди никогда не делятся на умных и глупых, на смелых и трусов, на добрых и злых. Люди – это набор причин.

В один из четвергов, когда они играли в покер в розовом зале, к ним присоединились Черити, в очередной раз поругавшись с Элис, и Иви, которой объясняли правила битый час, и в итоге, плюнув, записали всё на бумажке. Она постоянно говорила с умным добродушным видом: «Ну, конечно!», а потом пыталась забрать конфеты с кона, на которые они и играли, с выложенной при этом «парой», при том, что у остальных – у кого «стрит», у кого «флэш».

– Ну, конечно! – восклицала Иви, отдавая конфеты обратно.

Но первой с пустым пакетом в тот вечер осталась Черри, а когда конфеты закончились, и они стали играть на желания, проигравшей вновь оказалась она. Черити загадали пойти к иранцу и принести что-нибудь из его вещей, но никто не думал, что она осмелится, хотя напрасно. А все остальные в это время погибали со смеху за углом, наблюдая, как их худенькая и низенькая подруга буквально тает при виде гигантского иранца, заполнившего собой весь проем – такой суровый, не понимающий ни слова из того, что говорит эта женщина, заливающаяся звонким хохотом. Наконец, она проскользнула мимо него, юркнув в комнату, и вернулась, победоносно держа карандаш, словно флаг. Иранец не сказал ни слова, просто закрыв дверь, а жительницы третьего этажа едва не рухнули со смеху. Хотя Чарли не могла не отметить ту усталость и боль, что застыла в глазах иранца. Это снова заставило её задуматься и порядком подпортило настроение. Им всем.