Татьяна Корсакова - Проклятое наследство

Миша ее избегал, с самого раннего утра ушел из поместья. Анна знала, специально спросила у Клавдии. Заглушить боль помогла часовая башня и осознание того, что вот этот удивительный механизм вместе с мастером Бергом запускал ее папа. Работа Анну всегда успокаивала, особенно такая увлекательная. Успокоила и на сей раз. А когда на башне очнулись до этого много лет спавшие куранты и ожили механические фигуры, стало почти хорошо. А еще ей польстило удивление Туманова. Уж чего он не ожидал от графини Шумилиной, так это таких вот познаний. И в глазах его было не только удивление, но и… восхищение? Или показалось? С Тумановым ничего нельзя было знать наверняка. Кстати, к обеду он тоже не явился. Клавдия сказала – отправился в город. Ну и пусть, ей и одной хорошо!

Оказалось, не хорошо. Оказалось, с одиночеством вернулась и тоска о том, что так и не сказано, о том, что так и не случилось. Ей ли не знать, какой Миша ранимый, как тяжело ему даются чувства. А тут не простое чувство, тут обида пополам с оскорблением. Публичным оскорблением. И она, Анна, стала невольной тому виновницей, причинила боль. Значит, и исправить все должна она одна, а для этого нужно поговорить с Мишей.

Появление его Анна не пропустила, потому что весь вечер сидела у окна, ждала. Он шел по дорожке усталым шагом, с опущенными плечами, с полей его шляпы стекали капли дождя. Дождь, зарядивший с самого утра, к вечеру усилился.

Из своей комнаты Анна выбежала бегом, даже шаль на плечи не накинула. Ей казалось особенно важным поговорить с Мишей прямо сейчас: объясниться, попытаться все исправить. Ведь что-то еще они в силах исправить! Туманов может сказать всем там, на острове, что пошутил. Он такой… все поверят, что он способен на такие глупые шутки. О том, что скажут о ней самой, Анна старалась не думать. Сейчас главное, что думает о ней Миша.

– …Миша! – В спешке она поскользнулась и едва не упала.

Он подхватил, удержал от падения. И это показалось добрым знаком.

– Миша. – Она хотела погладить его по мокрой от дождя щеке, но он отстранился. И руки убрал. Оставшись без поддержки, Анна снова едва не упала, на ногах устояла чудом. Или силой воли. Ведь осталось у нее еще немного силы воли. – Миша, нам нужно поговорить.

Голос дрожал, как ни старалась Анна, чтобы он звучал решительно. Наверное, это от дождя и от холода.

– О чем же мне нужно говорить с чужой невестой, Анна Федоровна? – Он смотрел на нее сверху вниз, взгляд его был таким же стылым, как и треплющий волосы Анны ветер.

О чем? Им о многом нужно было поговорить. О том, что случилось страшное недоразумение, которое любящим людям не может стать помехой. И она уже начала говорить, но Миша ее перебил неожиданно резко:

– Или мне следует обращаться к вам иначе? Может так статься, что вы вовсе не Анна Федоровна Шумилина?

Она не понимала, стояла под проливным дождем, как утопающий за соломинку, хваталась за рукав Мишиного пиджака, а он все пытался стряхнуть ее руки.

– А кто же я? – Вопрос был такой же дикий, как и тот, что задал ей Миша. – Кто я, по-твоему?

– Дочь графа Шумилина погибла много лет назад, утонула в Стражевом озере. – Голос Миши был хриплым, в нем словно бы слышался механический скрежет шестерней. – Ты слышишь меня, Анна, та девочка погибла! Непростительная небрежность с моей стороны, не узнать правды, не проверить… – Все-таки ему удалось разжать онемевшие пальцы Анны. – Я узнал для тебя все, кроме самого главного, я не узнал, кто ты есть на самом деле! А сегодня мне открыли глаза.

– Кто?.. – Не о том нужно было спрашивать, спрашивать следовало о том, как подлая ложь может так изменить отношения между любящими людьми?

– Нашлись желающие. – Миша раздраженно дернул плечами, и холодная вода с полей его шляпы полилась Анне в лицо, смешиваясь с горячими слезами. Выходит, она плакала. – Да в том и нет никакого секрета. Оказывается, в Чернокаменске до сих пор помнят ту историю с погибшей девочкой. И теперь я спрашиваю тебя, Анна, кто ты на самом деле?

Она отступила на шаг, злым движением стерла с лица и дождевые капли, и слезы, сказала громко, чтобы на сей раз он ее точно расслышал:

– Я никто, Миша! Для тебя я никто!

Он шагнул было следом, и на мгновение, на долю секунды, во взгляде его Анне почудились боль и сомнение, а потом вдруг спросил:

– А твой новый жених знает, что ты никто?

– …Жених знает, можете не сомневаться. – Из темноты и дождя выступила высокая фигура, встала рядом с Анной. – Пойдем в дом, дорогая. Ты можешь простудиться. – И ее холодную руку сжала его горячая ладонь. Сжала крепко, совсем не ласково, но Анна отчего-то вдруг успокоилась. Даже зубы ее перестали выбивать барабанную дробь. – А вас, господин Подольский, я бы попросил держаться подальше от моей невесты. Для вашего же блага… – Голос Туманова упал до угрожающего шепота.

– И вам не интересно? – Миша сделал шаг назад, то ли уступая дорогу, то ли нащупывая пути отступления. – Не интересно, кому вы предложили руку и сердце? Она вам рассказала?

– Если потребуется, я все узнаю сам. – Туманов сильнее сжал запястье Анны, будто боялся, что она убежит. Анна и убежала бы. И от него, и от Миши, и от самой себя, если уж на то пошло. Но не позволили… – А теперь с дороги!

Он шел быстрым, широким шагом, плечами рассекая пелену дождя и словно на буксире волоча Анну за собой.

– Довольно! – Она вырвалась уже перед входной дверью.

– Довольно? – Туманов посмотрел на нее сверху вниз почти тем же взглядом, каким до этого смотрел Миша, но больше не стал ничего спрашивать, лишь толкнул перед Анной дверь. – Прошу, миледи!

Путаясь в подоле насквозь мокрого платья, она взбежала вверх по лестнице, захлопнула за собой дверь, прижалась к ней спиной. Поплакать бы, но слезы вдруг закончились. А на место боли пришла злость. Она графиня Анна Федоровна Шумилина! И отныне она сама по себе! Порыв ветра вдруг распахнул плохо закрытое окно, сыпанул к ногам Анны горсть холодного дождя, а в темноте за окном ей почудилась призрачная женская фигура. Конечно, почудилась. Такая вот у нее чудная жизнь!

В дверь тихо постучали, и сердце дрогнуло. Который из них? Подольский или Туманов?

Оказалось, ни тот ни другой. На пороге стояла Клавдия. Она куталась в цветастую шаль и на насквозь мокрую Анну смотрела с жалостью. Видела ее недавнее унижение? Ну и пусть!

– Пойдемте чай пить! – сказала Клавдия и улыбнулась. – Я чаю липового заварила и блинчиков испекла! И мед у меня есть.

– А теплое молоко есть? – Теплое молоко – вот лучшее средство от хандры. А к молоку можно и блинчики с медом.

– А как же! Есть молоко! – Клавдия кивнула. – Вы, Анна Федоровна, пока переодевайтесь в сухое, а я молочко согрею и вам принесу.