Кристофер Голден - О святых и тенях

Халатик Меган легко соскользнул с плеч, она помогла Питеру снять брюки. Поцелуями они исследовали каждый дюйм обнаженных тел, и это любопытство было больше, чем страсть. Никогда раньше Питер не занимался любовью с женщиной, понимавшей его суть до конца. Меган была охвачена удивлением и страхом.

— Укуси меня, — прошептала она. — Попробуй мою кровь.

Он не нарушил ритма, но нахмурился.

— Нет. В этом нет нужды.

Тогда она оттолкнула его, Питер оказался на полу. Меган села на него и ввела в себя его пенис. Она двигалась ритмично, и теперь они смотрели друг другу в глаза. Меган не отводила взгляд от Питера, она хотела, чтобы он понял, насколько она искренна в своих желаниях.

— Это не жертва с моей стороны. Я этого хочу. Хочу, чтобы ты это сделал. Укуси меня, — продолжала она произносить слова в ритме раскачивавшихся бедер. — Попробуй меня, хотя бы чуть-чуть.

Она поцеловала его, облизнула губы. Питер ответил ей страстным поцелуем, возбужденный ее желанием Его рот скользнул к ее шее, но Меган его остановила.

— Не здесь, — выдохнула она.

Ее шепот был полон мучительного желания;.

Она опустила его голову вниз, откинулась назад, и его губы коснулись ее левой груди. Острыми зубами он провел по соску, чуть повернул голову, его зубы погрузились в мягкую плоть.

Меган глухо застонала, но не от боли, а от облегчения и наслаждения. Его экстаз был ничуть не меньшим, когда ногти Меган оставили кровавые борозды на его спине, исцелившиеся через мгновение. Вновь и вновь она царапала его спину, а он сосал кровь из ее груди, продолжая равномерно двигаться.

Наконец он откинулся назад, оторвав лицо от ее груди, и зарычал, продолжая стремительные движения. Оргазм Питера распалил Меган, и она присоединилась к нему, прижимаясь к его телу.

Питер весь был уже покрыт потом и маленькими капельками крови Меган, но так же продолжал прижиматься к ней. Она вновь поцеловала его и почувствовала, как опадает его член. Как бы ей хотелось, чтобы эти мгновения никогда не закончились.

Тут поезд замедлил ход, и они услышали стук в дверь, затем — голос Коди:

— Венеция.

— Дай нам минуту, — прохрипел Питер.

Впрочем, Коди услышал его. Питер улыбнулся Меган — такой улыбки она еще не видела у него. Наверное, так улыбался молодой Никифор, храбрый и страстный мужчина.

Меган посмотрела на две крохотные ранки на своей груди, перевела взгляд на Питера. Улыбка исчезла с его лица, а глаза на миг стали печальными. Она покачала головой, коснулась груди, провела пальцами по маленьким ранкам, а потом поднесла их ко рту, пробуя на вкус свою кровь и пот. Наклонившись вперед, она снова посмотрела ему в глаза.

— Благодарю тебя, — с улыбкой сказала Меган.

Она еще раз поцеловала Питера и медленно соскользнула с него.

Она уже знала, какой будет ее роль. Вопрос только в том, как объяснить это Питеру.

Эта комната была предназначена для жестоких игр. Повсюду была мягкая черная кожа, наполненная пухом и каким-то другим плотным материалом, что приглушало звуки, не позволяя им проникать наружу. Вероятно, даже когда по стенам стекали уже все возможные жидкости, выделяемые человеческим телом, игры не заканчивались.

Трейси осмотрелась: вокруг были приспособления и инструменты, причинявшие боль и наслаждение. Она немного представляла себе, в чем могут заключаться такие сексуальные игры, однако не смогла бы назвать ни одного предмета мебели в этой комнате. Это были какие-то чудовищные приспособления, и она со вздохом отвернулась, размышляя о своем страшном положении. В сознании тихонько лепетал тоненький голосок: какая из пыточных машин окажется менее ужасной? Ну, как можно получать удовольствие от этого? Неужели ей понравится?

Конечно нет.

Трейси сидела в черном кожаном шезлонге, прикованная к стене изящной цепью. Прежде чем заточить ее в этой комнате, Ганнибал попросил ее одеться, что она и сделала. Трейси и не думала идти навстречу просьбам Ганнибала, но от одежды отказываться не стала. Она едва не замерзла до смерти в ледяной воде и до сих пор не могла согреться. Она заболеет, уж в этом она была уверена. Разве у нее есть шанс? В комнате было довольно тепло и пахло как-то слишком сладко, будто булочками с корицей. Все здесь было черного цвета, кроме лампы рядом с ней, она была зеленой, и, вероятно, ее сюда принесли специально для нее.

Черным было все: стены, пол, потолок, машины, дверь и даже цепи. Цепь, которой была прикована Трейси, крепилась к черной металлической пластине на стене, ее правую лодыжку охватывали кандалы, отделанные чем-то мягким изнутри. Звенья цепи покрывал мягкий кожаный чехол. Остальные цепи в комнате были гораздо крепче.

В целом обошлись с ней неплохо, особенно если учесть, что она пыталась сбежать. Трейси накормили, позволили выбрать книгу в библиотеке, а слуги Ганнибала обращались с ней уважительно. Впрочем, никто из них не носил кандалы.

У нее уже болело горло, капельки пота выступили на лбу, из носа отчаянно текло. Да, она сильно простудилась, но с этим ничего нельзя поделать. Конечно, у Ганнибала было два и быстрых, и надежных лекарства от простуды, но ни то, ни другое не казалось ей привлекательным. Трейси поняла, что взошло солнце: они не стали бы приковывать ее, будь Ганнибал рядом, ведь если Трейси выскользнет из дома, он сможет выследить ее. Она делала вид, что читает, придумывая и отвергая один за другим разные планы спасения.

Она должна выбраться отсюда! Ей необходимо рассказать все это миру. В Риме есть представительство Си-эн-эн, но навряд ли они послали команду на венецианский карнавал. Репортеры здесь, конечно, есть, и даже если Си-эн-эн была вынуждена поделиться с кем-нибудь репортажем или записью; все равно ее материал будет самым лучшим, а это — самое главное. Да, мир нужно предупредить, и Трейси так хотелось — больше того, она только об этом и мечтала — сделать это самой.

Терпение!

В конце концов, они ведь будут ее кормить.

— Посмотри на меня, проклятый упрямец! — закричал Питер.

Они с Меган были уже на платформе, а Коди все не решался выйти из стоявшего в тени поезда. Уилл застыл на месте, чуть в стороне от выхода, мимо быстро проходили пассажиры. Меган уже сбегала на вокзал и купила для них обоих темные очки и шляпы. Ее не было совсем недолго, и Коди даже сумел пошутить относительно шляпы. Он всегда носил сомбреро и ковбойские шляпы, и его неприязнь к узким полям была очевидна.

— Ты сможешь защитить от солнца лицо, — сказал Питер. — Вот о чем тебе надо думать.

Терпение Питера истощилось, невдалеке уже маячил проводник, вероятно, ему хотелось знать, почему один из пассажиров не покидает поезд.

— Посмотри на меня, Уилл!