Брэм Стокер - Логово белого червя

Кармилла точно не заметила и не услышала наш разговор. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, задумчиво разглядывая меня из-под длинных полуприкрытых ресниц и радостно улыбаясь.

— И теперь можно четко прочесть написанное в углу имя. Не «Марсия», а «Миркалла», графиня Карнштейн. И еще над и под цифрой 1698 есть две маленькие короны. Я происхожу из рода Карнштейнов, по материнской линии.

— Ах, — апатично произнесла Кармилла, — так и я тоже, кажется, очень отдаленный и очень древний потомок Карнштейнов. Из этого рода сейчас кто-нибудь жив?

— Из тех, кто носит эту фамилию, полагаю, никто. Род этот угас очень давно во время одной из гражданских войн. Но руины их замка всего в трех милях отсюда.

— Как интересно, — вяло проговорила Кармилла. — Но взгляни, как чудесно светит луна! — Она бросила взгляд через приоткрытую дверь зала, — Не хочешь ли прогуляться по двору, полюбоваться на дорогу и реку?

— Очень похоже на ту ночь, когда ты появилась у нас, — заметила я.

Она вздохнула и улыбнулась.

Кармилла встала, и мы, обнявшись за талии, вышли в мощеный двор замка, а потом, молча и неторопливо, дошли до подъемного моста, с которого перед нами открылся замечательный вид.

— Так тебе вспомнилась ночь моего приезда? — прочти прошептала она. — Ты рада, что я здесь?

— Восхищена, дорогая Кармилла.

— И ты попросила портрет девушки, похожей на меня, чтобы повесить его в своей комнате, — еле слышно проговорила она и, вздохнув, чуть сильнее привлекла меня к себе и опустила свою прелестную головку мне на плечо.

— Какая ты романтичная, Кармилла. Если ты когда-нибудь расскажешь мне свою историю, она наверняка будет похожа на трогательный роман.

Она молча поцеловала меня в ответ.

— И я уверена, Кармилла, что ты была влюблена и что даже сейчас продолжаешь кого-то любить.

— Я никогда и никого не любила и никогда не полюблю, — прошептала она, — Если только моей возлюбленной не станешь ты.

Какой прелестной она выглядела при лунном свете!

Робким и странным был ее взгляд, который она торопливо скрыла, уткнувшись лицом в мою шею и волосы. Порывисто вздохнув, почти всхлипнув, она сжала мою ладонь дрожащей рукой.

Ее нежная щека, прижатая к моей, пылала.

— Дорогая, дорогая, — прошептала Кармилла, — я живу в тебе. И я так тебя люблю, что ты умрешь за меня.

Я отпрянула.

Она смотрела на меня глазами, утратившими весь прежний огонь и блеск. Лицо ее стало бледным и апатичным.

— Нет ли в воздухе сырости, дорогая? — спросила она полусонно. — Я едва не дрожу. Я что, на миг заснула? Пойдем в дом. Пойдем, пойдем.

— Ты выглядишь нездоровой, Кармилла, и немного бледной. Тебе непременно нужно выпить немного вина.

— Да. Выпью. Мне уже лучше. И через несколько минут все пройдет. Да, дай мне немного вина, — ответила Кармилла, когда мы подошли к двери, — Давай посмотрим еще чуть-чуть. Как знать, вдруг я в последний раз любуюсь лунным светом вместе с тобой?

— Как ты себя чувствуешь теперь, дражайшая Кармилла? Тебе правда стало лучше? — спросила я.

Я уже начала тревожиться, не поразила ли и ее странная болезнь, которая, как говорят, вспыхнула эпидемией в наших краях.

— Папа ужасно рассердится, если подумает, что ты была хоть немного нездорова, а мы не сообщили ему об этом немедленно, — добавила я. — Неподалеку живет очень опытный доктор — тот самый, что приезжал сегодня к папе.

— Я и не сомневаюсь в его опытности. И знаю, как вы все добры ко мне, но успокойся дорогая. Я снова полностью пришла в себя. Меня лишь охватила легкая слабость, вот и все. Говорят, что я очень слаба, что я очень легко устаю и не в силах пройти дольше, чем трехлетний ребенок. И время от времени мои силы истощаются, и я становлюсь такой, какой ты меня только что видела. Зато потом я очень легко прихожу в себя. Посмотри сама, как быстро я оправилась.

И верно, я быстро убедилась в справедливости ее слов. Потом мы долго разговаривали, и она была очень оживлена, а остаток того вечера прошел даже без намека на то, что я назвала ее «страстной влюбленностью» — то есть тех ее безумных слов и взглядов, которые меня смущали и даже пугали. Но в тот же вечер произошло событие, направившее мои мысли в совершенно ином направлении и ненадолго вдохнувшее энергию даже в апатичную Кармиллу.

Когда мы вернулись в гостиную и сели пить кофе и шоколад, Кармилла, хотя и отказалась от всего, уже выглядела совершенно как всегда. Вскоре к нам присоединились обе гувернантки, и мы немного поиграли в карты. Посреди игры в гостиную пришел и отец — выпить, как он говорил, «подносик чая».

Когда мы кончили играть, он сел на кушетку рядом с Кармиллой и спросил ее, немного встревоженно, не получала ли она известий от матери.

— Нет, — ответила Кармилла.

Тогда отец спросил, не знает ли она, куда можно отправить ей письмо.

— Я не могу этого сказать, — сказала Кармилла, — но уже подумываю о том, чтобы покинуть вас. Вы уже были слишком гостеприимны и добры ко мне. Я доставила вам бесконечно много хлопот, и мне хочется завтра же отправиться в путь следом за матерью. Мне известно, где я в конце концов отыщу ее, хотя пока не имею права говорить это вам.

— Даже и не думай! — воскликнул отец, к моему великому облегчению. — Мы не можем себе позволить потерять тебя, и я соглашусь на твой отъезд, только если передам тебя заботам матери, которая попросила тебя остаться у нас до ее возвращения. Я был бы очень счастлив узнать, что ты получила от нее весточку, но сегодня вечером известия о распространении таинственной болезни, начавшейся в наших краях, стали еще более угрожающими, и, моя дорогая гостья, я ощутил еще большую ответственность за тебя, не имея советов от твоей матери. Но я сделаю все, что в моих силах, и в одном я уверен — тебе не следует даже думать о том, чтобы покинуть нас без прямого распоряжения матери. Нам и без этого будет нелегко с тобой расставаться.

— Спасибо, сэр, тысячу раз спасибо вам за гостеприимство, — ответила она, робко улыбаясь. — Все вы были слишком добры ко мне, и я очень редко была так счастлива, как здесь, в вашем замечательном замке, окруженная вашей заботой, и в обществе вашей дражайшей дочери.

Услышав сии слова, отец галантно поцеловал ей руку, улыбаясь и весьма польщенный ее краткой речью.

Как и обычно, я сопроводила Кармиллу в ее комнату. Там я села, и мы немного поболтали, пока она готовилась к сну.

— Как ты думаешь, — спросила я наконец, — сможешь ли ты когда-нибудь рассказать о себе все?

Она обернулась, улыбаясь, но не ответила, продолжая лишь улыбаться.

— Ты мне даже не ответишь? А, ты не хочешь огорчать меня отказом… Значит, мне вообще не следовало спрашивать.