Дин Кунц - Призрачные огни

– Но вы не знаете наверняка, что змеи убили его? – спросил Уитни.

– Нет, – призналась Рейчел.

– Если он воскрес после того, как его стукнул грузовик, может ли он вернуться из мертвых после смерти от змеиных укусов?

– Да. Скорее всего.

– И если он снова воскреснет, вы не уверены, что он просто превратится в нечто такое, что останется в пустыне и станет жить как животное?

– Нет, – сказала она, – разумеется, гарантировать этого я не могу.

Он нахмурился, и изуродованная сторона его в общем-то красивого лица собралась в складки и морщины, подобно бумаге.

Снаружи в ночи слышались зловещие звуки: кроны пальм скребли по крыше, вывеска мотеля моталась по ветру и противно скрипела, оторванная часть водостока с грохотом билась о крепления. Рейчел прислушивалась, пытаясь уловить звуки, которые нельзя было бы объяснить дождем и ветром. Ничто не насторожило ее, но она все равно продолжала прислушиваться.

– Самое плохое, – заметил Уитни, – что Эрик, по-видимому, подслушал, как Бенни говорил вам об этом месте.

– Возможно, – с беспокойством согласилась Рейчел.

– Почти наверняка, детка.

– Ладно. Но если вспомнить, как он выглядел, когда я его последний раз видела, он не сможет просто встать на дороге и попросить его подвезти. Кроме того, он явно деградирует умственно и эмоционально, не только физически. Я хочу сказать… Уитни, если бы вы видели его с этими змеями, вы бы поняли, как мало шансов, что у него хватит сообразительности найти дорогу из пустыни и добраться до Вегаса.

– Маловероятно, но возможно, – возразил он.

– Нет ничего невозможного, детка. После того как я познакомился с противопехотной миной, моим родителям сказали, что мне точно не выжить. Но я выжил. Тогда они заявили, что я не смогу достаточно контролировать мускулы моего изуродованного лица, чтобы нормально говорить. Но я смог. Черт, да у них был целый список того, что невозможно, и они ошиблись по всем пунктам. А ведь у меня не было того преимущества, которое есть у вашего мужа, – этой генетической штуки.

– Если это можно назвать преимуществом, – заметила она, вспомнив кошмарный бугристый гребень на лбу Эрика, растущие рога, нечеловеческие глаза, безобразные руки…

– Мне следует отвезти вас в другое место.

– Нет, – отказалась она. – Бенни будет искать меня здесь. Если меня тут не будет…

– Не волнуйтесь, детка. Он узнает все от меня.

– Нет. Если он появится, я хочу быть здесь.

– Но…

– Я хочу быть здесь, – проговорила Рейчел решительно, и Уитни понял, что уговаривать ее бесполезно. – Как только он сюда приедет, я хочу… мне нужно… видеть его. Я должна видеть его.

Уитни с минуту внимательно изучал ее. Взгляд его был необычайно проницательным. Наконец он сказал:

– Бог ты мой, а ведь вы действительно любите его, верно?

– Да, – призналась она дрожащим голосом.

– Я хочу сказать, по-настоящему.

– Да, – повторила она, пытаясь унять дрожь в голосе. – И я так о нем беспокоюсь… так беспокоюсь.

– С ним будет все в порядке. Он из тех, кто умеет выжить.

– Если с ним что-нибудь случится…

– Ничего с ним не случится, – уверил ее Уитни. – Но, наверное, не так уж страшно, если вы останетесь здесь на ночь. Если даже ваш муж… если Эрик когда-нибудь доберется до Вегаса, то, судя по всему, он должен стараться не попадаться никому на глаза и двигаться осторожно. Так что дорога может занять у него несколько дней…

– Если он вообще доберется.

– …и мы можем подождать до завтра и тогда уж найти для вас подходящее место. Значит, вы сегодня остаетесь здесь и ждете Бенни. И он приедет. Я знаю, он приедет, Рейчел.

Из глаз Рейчел потекли слезы. Не доверяя своему голосу, она просто кивнула.

У Уитни достало такта не обращать внимания на ее слезы и не пытаться ее утешить. Опершись на стол, он поднялся.

– Ну ладно, тогда пора действовать. Если вы собираетесь провести хотя бы одну ночь в этой берлоге, надо постараться устроиться поудобнее. Во-первых, хоть здесь и должны быть в шкафу полотенца и простыни, они скорее всего сырые, плесневелые, мятые, и вообще можно что-нибудь с их помощью подхватить. Я, пожалуй, пойду и куплю новые полотенца и простыни и… как насчет еды?

– Умираю с голоду, – честно сказала она. – Съела за весь день только яичницу рано утром и пару шоколадок позже, но все это быстро перегорело. Я ненадолго останавливалась в Бейкере, но то было сразу после встречи с Эриком, так что какая уж там еда? Купила только шесть банок содовой, пить ужасно хотелось.

– Тогда принесу чего-нибудь поесть тоже. Будете заказывать или доверяете мне?

Она встала и провела бледной, дрожащей рукой по волосам.

– Я съем все, кроме репы и головастиков. Он улыбнулся:

– Вам повезло, что это Вегас. В любом другом городе в это время ничего другого не найти. Но в Вегасе почти ни один магазин не закрывается. Хотите поехать со мной?

– Мне не стоит показываться на улице. Он кивнул:

– Вы правы. Ладно, вернусь через час. Не боитесь оставаться?

– Не боюсь, – ответила она. – Я чувствую себя в безопасности впервые за последние сутки.

В бархатной темноте комнаты 15 Эрик бесцельно ползал по полу, сначала к одной стене, потом к другой, судорожно извиваясь, дергая ногами, сжимаясь и разжимаясь, как таракан с перебитой спиной.

– Рейчел…

Он слышал, что произносит одно это слово, каждый раз с разной интонацией, как будто им исчерпывался его словарный запас. Голос его был густым, как грязь, но эти два слога ему удавалось произнести четко. Иногда он понимал, что значит это слово, помнил, кто она такая; чаще оно не несло никакого смысла. Но вне зависимости от того, знал ли он, что оно означает, или нет, оно всегда вызывало в нем одну и ту же реакцию: бессмысленную, ледяную ярость.

– Рейчел…

Оказавшись пленником изменений, волнами прокатывающихся по его телу, он стонал, шипел, задыхался, подвывал, а иногда тихо и хрипло смеялся. Он кашлял, захлебывался, ловил ртом воздух. Опрокинулся на спину, дрожа и суча ногами, хватаясь за воздух когтистыми руками, которые были теперь вдвое больше, чем в его прошлой жизни. А тело его менялось и менялось.

От красной рубашки отлетели пуговицы. Шов на ; плече разошелся, а тело все увеличивалось, принимая новую чудовищную форму.

– Рейчел…

За прошедшие несколько часов ноги его то росли,

то уменьшались, то росли опять, так что ботинки временами жали. Теперь же они стали так малы, что причиняли ему сильную боль, уродовали его ноги, и он больше не мог терпеть. Он практически сорвал их с ног, оторвав каблуки и подошвы, и терзал в руках до тех пор, пока крепкие швы не разошлись, после чего когтями порвал всю кожу на лоскутки. Его ноги, теперь голые, изменились так же сильно, как и руки. Они стали более широкими и плоскими, с шишковатым костяным наростом посередине, с такими же длинными пальцами, как и на руках, заканчивающимися чрезвычайно острыми когтями.