Саймон Магинн - Овцы

Льюин давно перестал молиться. Его отец, умиравший в страшных муках, неотрывно смотрел на распятие, что висело на стене, и в тот момент Льюин понял, что больше никогда не сможет молиться Богу, с позволения которого в мире могут существовать такие страдания. Если Бог и существовал, он был извращенцем, садистом, сумасшедшим. Такой Бог был не Богом, а Дьяволом. Льюин верил в Дьявола. Он верил, что именно Дьявол был источником порочных сцен унижения и пыток. И не было на этого Дьявола Бога, который мог бы его остановить, наказать или приговорить. Дьявол с победоносной ухмылкой. Иногда Льюин просыпался посреди ночи (вокруг дома бесновался ветер) и боялся за свою душу.

* * *

Одна из овец ушла в сторону, к изгороди на краю утеса. Она тыкалась носом в соленую жесткую траву, не замечая, по всей видимости, что крутой высокий обрыв начинается всего в шаге от нее. Крепкие столбики здесь поставил отец Льюина. Отец размотал моток колючей проволоки и протянул ее в три ряда по краю утеса вдоль четырех полей.

Льюин помнил, как отец стучал молотком и пилил, какую радость приносила эта необычная работа. Отец разрешил ему держать столбики, а сам долбил по ним кувалдой. Льюин ничуть не боялся, что отец может промахнуться и попасть железным молотом ему по голове или по руке. Тогда он полностью доверял отцу.

До того как они поставили забор, за год с утеса упали сорок овец; животные были глупы и беспечны, они гуляли по самому краю своей странной танцующейпоходкой и не могли идти ровно по прямой. Их головы неловко торчали на одеревенелых шеях. Они пошатывались, приплясывали и падали. Некоторые просто подходили к краю, нюхали воздух и делали шаг вперед. А во время несчастного случая, который послужил непосредственным толчком к строительству изгороди, пятнадцать овец чего-то испугались и бросились с утеса вниз головой. Отец Льюина собственными глазами видел, как это произошло, и не мог этого забыть. Перед смертью он иногда подзывал к себе Льюина и рассказывал ему эту историю. Через день, после того как это случилось, отец Льюина поехал в Хаверфордвест за ветеринаром. Обычно такое случалось во время ягнения, когда ягненок рождался из неудачного положения или, что чаще, когда ожидалась тройня.

Днем отец привел ветеринара. Ветеринар взял чемоданчик с инструментами и пошел вслед за отцом Льюина вниз по склону холма в сторону каменистого пляжа. Льюин плелся за ними, зачарованный ветеринаром в черной куртке и маленьких блестящих ботинках, а также чемоданчиком, обитым по углам медными пластинками.

— Эта не подойдет, — сказал он, когда они подошли к первому трупу. — Голова всмятку, видишь?

Льюин посмотрел на создание, распростертое на плоском камне. Голова овцы представляла собой мешанину красного и белого, откуда торчали осколки костей. По мешанине уже ползали мухи. Остекленевшие глаза овцы смотрели в сторону моря. Маленькому Льюину показалось, что в них застыло удивление.

— Лучше перетащить ее немного вверх, подальше от воды. Надо будет похоронить. Всех. Вы мне поможете, мистер Балмер? — У ветеринара было живое подвижное лицо. Все время казалось, что он вот-вот рассмеется, но этого никогда не случалось.

— Маленькая, — сказал отец, глядя на погибшее животное. Льюин изумленно посмотрел на него. Льюину было десять лет, он еще ни разу не слышал, чтобы отец говорил таким голосом: глубоким, громким, полным нежности и сострадания.

— Да, маленькая.

Ветеринар и отец Льюина взяли мокрую остывшую тушу за задние ноги. Несмотря на все свое изящество, она оказалась на удивление тяжелой. Льюин схватился за копыто, чтобы им помочь. В десять лет он был уже довольно силен. Они протащили овцу по камням и остановились у углубления в утесе, почти пещеры.

— Почему они сделали это, мистер Эстли? Я никогда не видел, чтобы они так себя вели. Что случилось?

В голосе отца Льюина звучало замешательство. На мгновение Льюин был так оглушен этим свидетельством отцовской беспомощности, ему чуть не стало стыдно. Ветеринар почувствовал, что Льюину не стоило находиться с ними.

— Эй, Льюин, как ты думаешь, ты сможешь один добраться до дома? — вызывающе спросил он, и его глаза сверкнули.

— Конечно.

— А как ты думаешь, ты сможешь потом вернуться обратно, причем с двумя галлонами бензина?

— Наверное, да.

— Что вы скажете, мистер Балмер? Он сможет?

— Сможет. Он сильный парень. Отличный парень.

Льюин по-прежнему помнил, как при этих словах он исполнился гордости, как по телу пробежала волна радости. Он решил, что во что бы то ни стало выполнит эту задачу идеально, быстро. Новые переживания полностью стерли неловкость и тревогу, вызванные странным поведением отца. Он побежал прочь, счастливый, возбужденный. «Был ли я с тех пор хоть однажды так счастлив?» — спрашивал себя тридцативосьмилетний Льюин Балмер. В доме зловеще темнело.

* * *

Тропинка делала бесчисленное количество поворотов. Перед первым из них Льюин услышал голоса и притормозил.

— Теперь держи голову крепко, Оуэн, хорошо? Как можно крепче.

— Так?

— Вот... так... вот.

Льюин отполз в сторону, прокрался к краю утеса, свесил голову и увидел прямо под собой лысину ветеринара. Его отец стоял над мертвой овцой и держал в обеих руках ее голову. Рядом с ним стоял открытый чемоданчик ветеринара. Инструменты, иглы, бутылочки блестели в свете полуденного солнца. Ветеринар надел очки, его аккуратная куртка лежала на камне возле сумки, на левой руке была длинная черная резиновая перчатка. В правой руке он держал маленькую пилу.

Льюин, вытаращив глаза, смотрел на то, как пила вонзилась в макушку овечьей головы, слушал, как, встретившись со сталью, заскрежетала кость. Ветеринар срезал макушку головы в самом широком месте, между ушами и глазами. Как скорлупу с верхушки яйца, подумал Льюин и слабо улыбнулся.

Ветеринар медленно механически пилил примерно три минуты, время от времени делая паузы, чтобы вытереть лоб рукавом рубашки. Лезвие входило и выходило, входило и выходило, заляпанное кровью и плотью, пока наконец ветеринар не положил пилу на камень. Затем он очень осторожно взялся левой рукой за овечье ухо и снял верхушку головы.

Льюин услышал тихие невнятные чавкающие звуки. Его чуть не вывернуло, когда полужидкий овечий мозг, похожий на молоко, смешанное с ярко-алой кровью, вывалился из черепа и шмякнулся на камень. «Как много мозгов, — подумал Льюин, — может быть, они все-таки не такие уж глупые». Он посмотрел на отца, который, стиснув зубы и зажмурившись, держал за нижнюю часть овечьей головы.

Ветеринар, насвистывая, подошел к своей сумке и достал из нее длинный инструмент с деревянной рукояткой, похожий на вертел для мяса, только с крючком на конце. Рукой в перчатке он взялся за мягкую массу мозга и воткнул вертел в серое скользкое месиво, повернул его и медленно вытащил. Он сделал это четыре, пять, шесть раз, потом остановился и, моргая, посмотрел на отца Льюина.