Стивен Сэвил - Наследие

Они закончат то, что начала природа.

И в свои последние часы человечество будет страдать.

Скеллан посмотрел на небо. Через час уже рассветет. Он чувствовал, как в сердцах защитников города растет самодовольство и успокоенность. Лучники на стенах знали, что они теперь в безопасности,- по крайней мере, на несколько часов. Фон Карстен не начнет атаку перед самой зарей.

Но безопасность - иллюзия.

Вампир оглянулся. На илистой равнине толпились десятки тысяч безмозглых автоматов. Груды костей и гнилой плоти собрались в одну безграничную волну насилия, дожидающуюся момента, когда можно будет хлынуть на ряды защитников. Громоздкие осадные машины медленно катились на передовую. Армия фон Карстена казалась безбрежным морем, раскинувшимся, насколько хватает глаз. Скеллан мог лишь догадываться, какое действие оказывает это войско на моральный дух наблюдавших за ним людей, ждущих нападения и испытывающих сейчас угрюмое облегчение оттого, что в их распоряжении есть еще один день жизни и они могут в последний раз перед грядущим ночным кошмаром вернуться домой, к женам и детям.

Они жестоко ошибались.

Небо оставалось черным, как в глухую полночь, и заря не брезжила на востоке.

Скеллан повернулся к стоящему рядом с ним седеющему старому Волку. Йерек фон Карстен смотрел на первые осадные машины из спаянных тел и костей, которые неуклюже занимали свои позиции. Скеллан не слишком доверял графскому питомцу, хотя сам Влад, кажется, полагал, что Белый Волк полностью приручен. Было в нем что-то раздражающее, хотя Скеллан и не мог сказать, что именно. Конечно, двуличность и лживость вряд ли можно было назвать редкими спутниками вампирской аристократии; все они, включая Скеллана, были бандой убийц, лжецов, мошенников и воров. Тут никто никому не доверял безоглядно.

Первая гигантская катапульта встала на место. Сотни зомби фон Карстена тянули ее за канаты. Вампиры-конвойные подстегивали неуклюжих существ, требуя большего рвения. Адская машина была истинным олицетворением преисподней. Она представляла собой немыслимый, возвышающийся над полем боя клубок переплетенных рук, ног и искаженных криком лиц. Над этой грудой кружили вороны, привлеченные неистребимым запахом смерти, присущим этим чудовищным метательным орудиям.

Рты двигались, не переставая вопить. Конструкции были живыми, по крайней мере, живыми в смерти, воскрешенными черной магией. Их крики вторили карканью стервятников.

Восемь машин заняли позиции под стенами города, еще восемь дожидались в резерве.

Солнце по-прежнему не показывалось. Спасительный рассвет не настанет.

Интересно, когда защитники сообразят, что последние часы ночи растянулись навечно?

Скеллан медленно зашагал между рядами мертвецов к белой палатке фон Карстена, где сидел граф с воющим мечом на коленях и играл своим перстнем-печаткой, медленно крутя его на длинном тонком пальце левой руки. Фон Карстен поднял глаза. Его и без того бледное лицо казалось еще более изнуренным от переутомления, накопившегося за годы войны. И он, несомненно, нуждался в пище. Скеллан подозвал одного из графских помощников и велел принести свежей крови, чтобы распить ее с фон Карстеном перед тем, как они предъявят городу ультиматум. Смуглый слуга торопливо кинулся выполнять приказ.

- Тебе нравится? - спросил фон Карстен, не отрывая взгляда от меча. Клинок тихонько стонал под кончиками его пальцев.

- Страх? О да, его вкус восхитителен. Они ждут свое бесценное солнце, а оно не появляется.

- Все боятся тьмы, Скеллан. Это первобытный страх. Он сохранился с того времени, когда мы жили в пещерах и разжигали огонь, чтобы не подпускать к себе ночных чудовищ. Мы можем сидеть здесь месяц в кромешной тьме и войти потом в Альтдорф беспрепятственно, потому что страх все сделает за нас. Я уже чувствую, как страх расшатывает их. Они теснятся в темных углах, молясь, чтобы смерть обошла их стороной.

- Они ничего не знают, - сказал Скеллан.

Слуга вернулся с молоденькой девушкой. Лицо и ноги ее покрывал слой глубоко въевшейся грязи, она дрожала, не владея собой.

- Спроси ее, - бросил фон Карстен. - Спроси, что страшнее: быть здесь сейчас с нами или сидеть взаперти во мраке, дожидаясь, когда тебя выволокут к нам. Ну, девочка, что?

- Да, - кивнул Скеллан, подошел к жертве близко-близко и дотронулся до ее мягкой щеки, по которой текли слезы. Потом он заговорил с девушкой на чистом рейкшпиле, ее родном языке: - Что? Ожидание или гибель? Что пугает тебя больше?

Девочка затрясла головой. Скеллан погрузил пятерню в ее волосы, намотал их на кулак и рванул ее голову назад.

- Я задал тебе вопрос и жду ответа.

- Ож… ож… ожидание, - пролепетала она.

- Ну вот, не так уж и трудно, - произнес Скеллан почти нежно. - А теперь давай тебя умоем, ладно? Не дело девушке ходить грязной. Что нам стоит подумать о хороших манерах? - Он махнул рукой слуге, чтобы тот подал влажную тряпицу, и осторожно вытер лицо девушки, уделив особое внимание слезинкам. Затем он развернул ее. - Ну вот, уже лучше, теперь ты пахнешь только страхом, а не грязью, - одобрительно сказал он и погрузил зубы в ее шею.

Она закричала и забилась, но он крепко держал жертву, пока силы не покинули ее; руки и ноги девушки обмякли, глаза закатились. Только тогда Скеллан оторвался, облизал губы, смакуя последний глоток теплой крови, и толкнул девушку к фон Карстену.

- Ешь. Тебе нужны силы.

Граф осушил жертву до конца и кинул труп ближайшему упырю, чтобы тот выволок тело наружу и там спокойно, подальше от глаз хозяина, ободрал мясо с костей и насытился.

Фон Карстен встал, убрал голодный меч в ножны и запахнул плащ. Затем он посмотрел на Скеллана и кивнул:

- Пора.

И вышел в вечную ночь. Скеллан последовал за ним.

Граф-вампир шагал вдоль строя мертвецов, не отрывая взгляда от городских стен.

Скеллан изучал своего хозяина. Он восхищался безжалостной целеустремленностью фон Карстена в достижении его мечты: создании Царства мертвых на земле. Но граф не был совершенным монстром. Порой он бывал невыносим с его философствованием, самокопанием и меланхоличными раздумьями, совершенно неуместными в великом правителе. Слишком уж это было по-человечески, слишком близко к слабости и прочим проклятым человеческим чертам. Для Скеллана все это было игрой, и независимо от того, играл ли скот по правилам или нарушал их - он так или иначе съедал этот скот. Ему было плевать на них. Мясо - это всего лишь мясо. Привязанность фон Карстена к людишкам холодила его нутро. И эта женщина, Изабелла, она же совершенно безумна. Впрочем, ее непредсказуемость делала ее интересной. Она инстинктивно понимала игру.

Скеллан слышал рассказы о ее привычках, о купаниях в бочках с кровью девственниц ради сохранения цветущего вида, о том, как она в экстазе осушала по тридцать-сорок девушек за ночь, о расписывании стен дворца кровью своих жертв после оргий и о том, как часом позже она жаловалась на свое одиночество в продуваемом всеми сквозняками старом замке.