Далия Трускиновская - Монах и кошка (Кайдан)

Разъяренные головы все же оказались способны сосчитать до пяти.

– Мое тело! – взвыл фальшивый гадальщик. – Пропало мое тело!

– Мое на месте, – отвечал ему старик, – а это главное.

– Он трогал мое тело! – зарычал погонщик быков.

– Посмотрите, пожалуйста, что с моим, я ничего не вижу! – крайне любезно попросила голова женщины. Она описывала стремительные круги над головой Бэнкея – неудивительно, что не смогла разглядеть собственного тела.

– Я не смогу соединиться с моим телом! Я должен умереть! причитал между тем гадальщик.

– Мое не тронуто! – крикнул юноша. – Да замолчи же ты наконец! Главное – что гнусный монах пощадил тело нашего господина!

Это уже относилось к фальшивому гадальщику.

Бэнкей, продолжая раскручивать голову и посох, переводил дух.

– Но я еще жив, и я доберусь до него! – с этими словами голова гадальщика внезапно кинулась вперед и схлопотала посохом по лбу. Шлепнувшись в снег, она завертелась у ног монаха волчком, выкрикивая угрозы и проклятия. Монах двинул ее ногой – и голова с воем улетела в заснеженный куст.

– Мы должны его убить во что бы то ни стало, – сказал старик.

– Выходит, я начну с твоего тела, – отвечал Бэнкей. – Я буду катить его ногами, пока не докачу до той ямы, где валяется тело этой желтоглазой нечисти.

– Не трогай тело господина! – Голова красавца-юноши зависла над телом погонщика быков. – Раз уж тебе хочется убить еще кого-то из нас, так вот – бери! Этот простолюдин за свою жизнь съел куда больше людей, чем все мы!

– Прочь от моего тела! – заревел погонщик быков не хуже той скотины, с которой днем имел дело.

И четыре головы стали гнусно пререкаться, причем каждый предлагал Бэнкею начать с чужого тела. Женщина сопровождала их перебранку визгом.

Фальшивый гадальщик между тем выжидал. И когда Бэнкей, подзадоривавший Рокуро-Куби язвительными словечками, на мгновение утратил бдительность, голова резко взмыла вверх, целясь прямо в горло монаху.

Он хорошо выбрал время. Спасительная девятиполосная решетка стала терять свою силу. Но теряла силу и ночь.

– Фудо-ме! – услышал Бэнкей собственный голос, но прозвучал голос из его уст, или же лишь в сознании, он так и не понял.

– Фудо-ме! – не столько услышал, сколько ощутил изнутри кожей он ответный огненный клич спасающего Пламенного меча.

И больше уже не ощущал ничего…

– Я отрублю ему голову! – услышал Бэнкей приятный, мелодичный голос красавца-юноши.

– Я бы не стал этого делать! – возразил незнакомый монаху, но не менее благозвучный молодой голос. – Это недостойно, да и просто неприлично! В конце концов, для такой надобности в Хэйане имеются особые люди.

Зашуршали тяжелые шелковые одежды, затоптались ноги в дорогих кожаных башмаках.

– Оставь его в покое! – прозвучал голос почтенного старика, очевидно, удержавшего юношу. – Ты имеешь полное право лишить его жизни, и все же пусть его судят по законам в Хэйане. У нас государство мира и спокойствия, а не северная провинция, где хозяйничает шайка разбойников.

– Вы правы, господин Отомо, – ответил голос Минамото Юкинари. – Мы отвезем этого негодяя в Хэйан, хотя и неприятно будет находиться в одной с ним повозке.

– Я же сказал, что сяду на коня! – это был тот же незнакомый голос, принадлежавший молодому мужчине. – До столицы всего день пути, если не тратить время зря.

– День и ночь, господин, – напомнил голос старшего кэрая Кэнске, прозвучавший чуть ли не в самом ухе у Бэнкея.

– Ночью-то я сплю, а не сижу на коне, – сердито возразил незнакомый голос.

Бэнкей захотел шевельнуться – и не смог. Ощущение было такое, будто его голова, как у Рокуро-Куби, сама по себе, а тело – само по себе и находится где-то очень далеко.

Тогда Бэнкей открыл глаза.

Над ним собрались оба молодых господина – Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари, хозяева усадьбы – старик и юноша, Кэнске сидел на корточках возле Бэнкея и разглаживал складки повязки, охватившей голову монаха. Удивительно было, что возле самого уха журчала вода.

Бэнкей обвел глазами местность – и обнаружил, что лежит на дне водоема. Накануне зимы воду отсюда спустили, и та, что лилась из бамбуковых труб, тоже утекала неизвестно куда. Судя по всему, Бэнкей в последней схватке с Рокуро-Куби отступал до тех пор, пока не свалился в водоем, крепко ударившись спиной и затылком о выложенное камнем дно.

Как это случилось – Бэнкей не помнил.

Он сосредоточился на своих ощущениях – и, пока Фудзивара Нарихира клятвенно обещал Минамото Юкинари провести день в седле без жалоб, стал понемногу возвращать себе свое тело.

Прежде всего, выяснилось, что монах связан. Затем – на груди у него лежало что-то тяжелое и неприятное. И, наконец, многочисленные царапины и укус на руке дали-таки о себе знать.

– Да и никакой он на самом деле не монах! – рассуждал между тем старик. – У него и разрешения проповедовать-то нет! Обычный самозванец, каких в горах великое множество. Ходят, народ морочат. А свои хрустальные четки он украл у такого же несчастного, как бедный гадальщик.

– Я тоже подумал было, что это – сюгэндзя, – сказал Юкинари. Свалился с горы, да еще…

Юноша замолчал – сообразил, что незачем посторонним знать, монах решал недоразумение с оборотнем, принявшим облик госпожи кошки. Этот приятный старый господин Отомо Мунэюки с внуком и внучкой приехали сюда из Хэйана провести дни удаления, потому что трудно найти для очистительного затворничества более подходящее место. И ничуть не огорчился, когда в последний день уединения целая компания попросилась на ночлег. История с оборотнем ему вряд ли понравилась бы. Да и неизвестно, кому он мог бы по секрету рассказать ее в Хэйане.

Юкинари уже успел обменяться с внучкой господина Отомо стихами – и стихи внушали надежду на более близкое знакомство.

– Вполне может статься, что этот монах – сюгендзя, господин, поняв, почему замолчал Юкинари, вставил Кэнске. – Полюбуйтесь, как он расхаживает – с голыми руками! Не иначе, горные отшельники научили его стоять под ледяным водопадом! Встречал я таких…

– Скажи лучше – охотился ты за такими, – усмехнулся господин Отомо. – Ты ведь старый воин – и вполне может оказаться, что ты был в тех отрядах, которые охотились за ямабуси. Ведь и они, и их разлюбезные ученики сюгэндзя – вне закона, было бы вам это известно, молодые люди. Время от времени государственный совет вспоминает об этом. Но вам лучше знать, как сейчас настроены во дворце по отношению к горным отшельникам, господин Фудзивара, поскольку вы – придворный…

– Я ничего плохого не скажу о Спящих-в-горах, – отвечал Нарихира, – хотя бы потому, что мой предок, Фудзивара Накаморо, вынужден был скрываться со своими людьми как раз в скитах горных отшельников… И было бы непристойно с моей стороны проявлять неблагодарность.