Кирилл Алексеев - Пожиратель мух

Больше ничего найти не удалось. Да он особенно и не старался. Не смог даже как следует обыскать брюки. Нервы не выдерживали этого копошения в карманах разлагающегося мертвеца. Желудок протестующее ворчал, от вони кружилась голова, и Виктор решил, что с него хватит. Он и так перевыполнил план по стрессу на много лет вперед.

Отодвинувшись подальше от покойника, Виктор достал зажигалку. Она была вся облеплена влажными табачными крошками, мокрой папиросной бумагой и еще какой-то пакостью. Терпеливо он принялся очищать находку. Когда решил, что она достаточно чистая, с замиранием сердца крутанул колесико. Кремень высек искру, но на этом дело и кончилось.

Матерясь вполголоса, забыв о трупе под боком и вообще обо всем на свете, Виктор снова и снова что-то смахивал, дул, стучал… Черт, он был готов расцеловать этот кусочек пластмассы, если бы знал, что это поможет. Наконец, крохотный огонек вспыхнул, заставив на мгновение зажмуриться. Малюсенькое чахлое пламя ослепило его, как дальний свет фар на пустынной ночной дороге. Едва дыша, он повернул регулятор пламени до упора. Огонек дрогнул и немного подрос. Виктор почувствовал себя неандертальцем, которому впервые удалось, ударив камнем о камень, высечь искру и поджечь кучку сухого мха.

Ликование очень быстро сменилось тревогой – газа в зажигалке почти не оставалось. Нужно успеть выбраться отсюда, пока есть свет.

И все же, прежде чем приступить к поиску выхода, он сделал вещь, которую никак не собирался делать. Не хотел делать, боялся, прекрасно понимая, что увиденное будет преследовать его до конца жизни. Но какое-то извращенное, болезненное и в то же время непреодолимое любопытство взяло вверх. Так ребенок не может не посмотреть хотя бы мельком на дохлую кошку, прекрасно зная, что ничего приятного не увидит. Что это, желание заглянуть в будущее и увидеть, что, в конечном счете, ожидает каждого? Или наивное ожидание хотя бы намека на ответ вечной загадки смерти? Виктор не знал ответов. Он вообще ни о чем не думал, когда рука, словно сама собой, приблизила огонек зажигалки к мертвецу.

Виктор бросил боязливый, полный отвращения взгляд на труп. И порадовался, что зажигалка горит так плохо. Но и тусклого дрожащего света хватило, чтобы опять накатила тошнота.

Первое, что бросилось в глаза – практически полное отсутствие лица у покойника. То месиво, которое предстало взору Виктора, нельзя было назвать лицом при всем желании. И дело было не в процессе разложения, хотя и без этого не обошлось. Лицо было обглодано до костей. Лишь кое-где оставались ошметки зеленоватого мяса, покрытые светло-серой, копошащейся гадостью. Черные пустые провалы глазниц уставились в потолок. От носа, губ, ушей не осталось ничего. Виктор перевел взгляд ниже. И вздрогнул. Одной ноги у тела не было вообще, начиная от тазобедренного сустава, вторая ниже колена была объедена так же, как лицо. Руки выглядели не лучше. Кости с редкими остатками мяса. Раздутый живот выпячивался так, словно перед смертью человек целиком проглотил арбуз.

Повинуясь внезапному импульсу, Виктор снова перевел взгляд на лицо. И тут рука дрогнула. Огонек погас. Виктор сидел в темноте, чувствуя, как на затылке шевелятся волосы.

Кажется, он только что получил ответ на один из вопросов. Но радости это открытие не принесло. Скорее, наоборот, он предпочел бы остаться в неведении. Слишком страшным был ответ. Теперь он знал почти наверняка, в подвале чьего дома находится. И помогла ему понять это густая окладистая борода, спутать которую с любой другой было невозможно.

Рядом с ним лежал бывший сторож базы отдыха по имени Коля.

И стоило Виктору понять это, как плотина, сдерживающая воспоминания о последних часах, прорвалась, и они хлынули неудержимым потоком, грозя свести с ума.

Если бы еще сегодня утром Кате сказали, что через несколько часов она побьет личный рекорд, установленный одиннадцать лет назад на чемпионате города по легкой атлетике среди юниоров, она бы расхохоталась. Тогда она пробежала пятьсот метров за минуту тридцать одну и пришла второй, уступив почти секунду чемпионке. Через год Катя ушла из спорта, поняв, что выбежать из полутора минут не сможет, даже если угробит на это всю жизнь.

Спустя одиннадцать лет она смогла сделать это. И не на беговой дорожке, в тепличных условиях стадиона при поддержке толпы зевак. А в полном одиночестве, среди ночного осеннего леса, на неровной, покрытой ухабами и лужами проселочной дороге. Но в этот момент она не думала ни о рекордах, ни о секундах, ни даже о том, что в темноте может запросто переломать себе ноги. Она не думала вообще ни о чем. Просто бежала, почти летела вперед, не разбирая дороги, слыша за спиной пронзительные полные боли и ужаса вопли собственного мужа. Она догадывалась, чем они вызваны, и эта догадка подгоняла куда лучше отборного тренерского мата в былые времена.

Катя бежала сознавая, что бежит во имя спасения жизни… И рассудка.

Ей сразу не понравился этот чокнутый тип в дождевике. Едва она увидела его, под ложечкой противно засосало, а настроение, и без того не слишком хорошее, упало, как говорил Андрей, ниже плинтуса. Все равно что вернуться с работы домой после неудачного дня, зайти на кухню и увидеть огромного жирного таракана, удирающего со всех ног по обеденному столу. Примерно такое чувство у нее возникло, как только она увидела этого человека. Что-то вроде смеси страха, тревоги и отвращения. Откуда оно вдруг взялось, Катя не знала, но ломать по этому поводу голову не собиралась. Она не принадлежала к числу людей, которые по поводу и без принимаются копаться в себе.

Будь они вдвоем с Андреем, она настояла бы на том, чтобы оставить этого типа там, где он упал. В конце концов, сам виноват – нечего торчать посреди дороги. И Андрей послушал бы ее, уж будьте уверены. Но за рулем сидел Виктор, и машина была его. Тут уж даже Катя не чувствовала себя вправе командовать. Все, что ей оставалось – забиться в угол и время от времени хмуро посматривать на Андрея.

Хорошо еще, тип сел рядом с Виктором. Если бы его посадили назад, она точно устроила бы скандал. И плевать на Виктора. Хотя это был единственный из друзей Андрея, к которому она испытывала симпатию. Сергей был обыкновенным размазней. Этакий непризнанный гений, неудачник-подкаблучник, безропотно сносящий все выходки этой истерички Вики. И что эти кандидатские корочки, которыми он так кичится? Вот уж точно – горе от ума.

Остальные друзья-приятели ничуть не лучше – кто просто дурак, кто выпить любит, и все как один прям такие заядлые рыболовы и футболисты, что умереть не встать. Ни одного серьезного мужика. Все, как дети малые…