Евгений Журавлев - Операция «Шасть!»

Публика зашумела – не то восторженно, не то разочарованно. Взбешенный Бакшиш вскочил, намереваясь самостоятельно потолковать с ослушником Муромским, но взял-таки себя в руки-и рухнул обратно в кресло. Его супруга, хорошо знающая тяжелый характер мужа, прижала к груди таксу Груню и бочком-бочком улизнула – якобы в дамскую комнату.

Партер роптал уже вслух. Ухват Ёдрёнович с застывшей улыбкой маньяка отламывал ножку у хрустальной рюмочки. Рюмочка была пятой по счету. Подсвинок Дункан Накладыч тихонько подвывал. Он позаимствовал из кассы родного Казначейства изрядную сумму, чтобы поставить на Хмыря, и теперь понял, что возвращать придется свои кровные денежки. Зато его однопартиец-хорек держался молодцом. Да и какая нужда нервничать, если Августин Дерябныч играл в тотализатор на денежки старого друга-казначея? Вспомнив об этом, Дункан Накладыч застонал еще пронзительней. Горячий парень Эдипянц ругался как последний ереванский сапожник. «Хозяйка офиса» Иветта Козьмодеевна смотрела на него с восторгом, повторяя губами особенно впечатляющие пассажи.

В это время огорченный Геннадий пытался отговорить Илью от продолжения схватки. Для существа, ставящего дружелюбие превыше законов физики, бокс оказался чересчур жестоким зрелищем.

– Ящерка Хмырь высматривается загипнотизированным, – взволнованно лопотал персеанский профессор и, чтоб успокоиться, откусывал от хрена все более крупные куски. – Его здоровье объявляет воздушную тревогу. Этот большой шкаф уже падал громко, очень громко. Надо остановить его разброд и шатания, иначе головной мозг потеряет вектор интеллекта. Лицезреть такую печаль вредно для моих оптических вежд.

– Будь спок, зеленый, – беспечно махнул рукой Леха. – Хмырю ничего не будет. Голова крепкая. Да у него и мозгов-то, поди, нету.

– И все-таки наш космический друг прав, – сказал Никита. – Смотреть на бокс ему и впрямь ни к чему. Поэтому бери-ка ты, Геннадий, девчонок и веди их в машину. Пафнутий, проводишь?

Паше до смерти хотелось увидеть, чем закончится бой, но Антонина сказала: «Пойдем, милый!» – и ему не оставалось иного выхода, как подчиниться просьбе невесты.

Зато Инга проявила редкостную строптивость.

– Я смотрела все бои Ильи Николаевича и этот пропускать не собираюсь, – твердо заявила красавица. Подняла табличку «Round 3» и, покачивая бедрами, двинулась вокруг ринга.

Весь третий раунд претендент с большой изобретательностью избегал борьбы, вызывая негодование зрителей.

В четвертом сумел зацепить Илью открытой перчаткой по затылку и коленом в пах, за что поплатился не только предупреждением, но и очередным нокдауном.

В пятом ушел в глухую защиту и пятился, пятился. Видать, искал пятый угол.

Шестой раунд закончился, едва начавшись. Сразу после команды «бокс!» Муромский прыгнул вперед, да так проворно, будто и не было позади пятнадцати минут изматывающего боя. Не ожидавший подобной резвости претендент «зевнул» один удар, пропустил другой. И уж совсем не видел третьего, рокового апперкота, который отправил его в нокаут. Зато он отчетливо разглядел лицо огромной волоокой красавицы со сломанным носом, что спустилась к нему из-под потолка. Красавица легко, словно ребенка, подхватила Хмыря на руки и принялась ласково укачивать, напевая щербатым ртом странную песенку. Не то колыбельную, не то считалочку:

– Раз! Два! Три! Четыре! Пять…

И далее – до девяти.

Песенка подействовала на боксера Максима Хохлушкина лучше всякого снотворного. Он подложил кулачок под щеку, свернулся калачиком и – отключился.

Для болельщиков все выглядело несколько иначе. Вот рефери махнул рукой, вот Илья сделал стремительный шаг вперед, вот его кулаки задвигались подобно поршням парового двигателя… И вот уже Хмырь, будто сбитый локомотивом, на долгий-долгий миг застыл в воздухе. Он висел над рингом, вытянувшись как струнка, и никак не желал падать. Не то время остановилось, не то гравитация пропала. А может, кто-то незримый и могущественный решил чуточку продлить зрителям наслаждение эффектной картинкой.

Наконец Хмырь стронулся с места и, постепенно набирая скорость, полетел на канаты. Ударился о них спиной, канаты отпружинили, претендент нырнул вперед. Бухнулся на колени, слабо помотал головой. Потом свалился набок и, приняв позу эмбриона, затих.

Дредд, заранее понимая бессмысленность занятия, начал считать до девяти. Илья двинулся в угол, зубами отрывая манжету из лейкопластыря, которая закрывала шнуровку на победоносной левой перчатке.

Тренерская команда Хмыря полезла на ринг. Первым спешил медик.

Людское море, окружавшее ристалище, всколыхнулось. Да что там – вздыбилось и заревело. Галерка рычала и топала, обнималась и лобзалась, слившись в одну счастливую семью, упоенную победой брата по классу и друга по жизни. «В шестом, опять в шестом!» – кричали друг другу фанаты Муромского и гулко колотили единоболелыциков по спинам. Полковник Швепс, подхватив под руку хохочущую супругу, отплясывал дикий танец, энергичности которого позавидовали бы соплеменники Ванюши Дредда, и припевал не в ритм, не в такт:

– Ах, Илюха, сукин сын! Отрихтовал Хмыря, мама не горюй!

На противоположной стороне галерки курсанты ВПУККО, являя образец воинской дисциплины, построились в колонну по два и начали сходить в зал. В такт шагам они исполняли чистыми молодыми голосами «Марш Крантов»:

Лестница содрогалась от их мерной поступи. Старлей Ванята завершал каждый куплет победного марша молодецким посвистом. Гражданские зрители, с завистью глядя на бравых курсантов, жалели о бездарно прошедшей молодости. Зрительницы – стреляли в них глазками. Практически без промаха.

Представители «полусвета» в «полумягких» рядах смеялись и плакали. Реакция каждого впрямую зависела от того, на кого из боксеров были сделаны ставки. Отношение между счастливцами и неудачниками было приблизительно два к одному – в пользу смеющихся. Кто-то поливал кого-то остатками пива, кто-то яростно раздевался с неведомой целью. Кто-то рвался к рингу с криком «А ну-ка!».