Евгений Шатько - Пятеро на леднике

— Здорово, Лёкса!

Алеша промолчал, чувствуя, что это человек, каких в деревне он не знал, — далекий, непонятный.

Павел Федорович снял шапку, волосы у него оказались глянцевитые, на висках колечками, вдоль щек стрелками бакенбарды.

— Вот ты, значит, какой, — довольно миролюбиво проговорил Павел Федорович, разглядывая Алешу. — Давно тебя ждали. Хорошо, что приехал до родного дома.

Павел Федорович говорил добродушно, даже улыбался, но Алеша почувствовал, как сохнет в горле от жгучей обиды: ведь из-за него ушел из дома Володя! Захотелось крикнуть Павлу Федоровичу в румяное его лицо: «Вы сюда не ходите!»

Но мать стояла рядом… Она положила руку Алеше на затылок, ласково, как когда-то в детстве, поворошила волосы и сказала шутливым голосом, скрывая волнение:

— Вот теперь вас два мужика в доме. Дело пойдет, наладится.

— А как же, конечно! Договоримся, — подхватил Павел Федорович и начал расстегивать пальто.

Алеша нагнул голову, упрямо сказал:

— Я еще в сельсовет должен успеть… Так что пойдемте на улицу. Там и поговорим. Володю надо искать.

— Ну что ж, верно! Идите поговорите, — поспешно согласилась мать, глядя на Павла Федоровича просящими глазами.

Павел Федорович вздохнул, погладил плоский затылок и не очень охотно проговорил:

— Что ж, пойдем побалакаем…

— Зачем вы прогнали Володю? — спросил Алеша, искоса глядя на большое, плохо различимое в сумерках лицо Павла Федоровича.

— Вранье, Алексей, выдумки, — возразил Павел Федорович. — Я его в лес не угонял, не прятал никуда… И не буду я с тобой разговаривать, если ты как следователь цепляешься! Ф-фу, я воды зашел попить, а ты тут допрос учиняешь.

Алеше стало вдруг так странно, что идет рядом человек, которого почему-то любит мать. Кто он такой, откуда?

— А у вас дети есть? — вдруг спросил Алеша.

— К душе подбираешься? — сказал Павел Федорович и остановился, нахмурясь. — «Прогнал Володю»! Тоже, сказал… Да куда он пропадет в родной деревне!.. Ты погоди, я зайду в этот дом, мы тут с сестрой квартируем.

Павел Федорович остановился около синего дома с желтой резьбой на окнах. Алеша удержал его за руку:

— Подождите! Я понимаю, вам все равно, что чужие пропадают мальчики, но у вас хоть страх-то есть?

— Какой страх? — с любопытством спросил Павел Федорович.

— Перед судом! Если, не дай бог, что случится, я разобьюсь, а вы от ответа не уйдете!

— Ты вон что… — Павел Федорович надвинулся на Алешу, дохнул на него. — Парнишка сам сбежал! И без всякой причины!

— Вы его будете искать вместе со мной!

Павел Федорович распахнул пальто, покрутил головой.

— Слушай, юный следопыт, чего ты мне приказы разводишь? Чего? На бога берешь?

— Я хочу знать, кто вы такой!

— Погоди!

— Кто вы есть в нашем обществе?

— Меня словами не вывернешь! Я все ступени прошел в твоем обществе! Ты, может, еще ножку свою сосал, а я шахты строил в Экибастузе да на Памире силикоз наживал, снежком разговлялся… Уголек рубал на высоте четыре тысячи двести метров! Пять раз лопаткой кинешь в вагонетку — и зови маму! Я свое отдал. Если хочешь знать, я сюда приехал, чтоб в покое жить. Хватит, наездился. Здесь у вас края тихие…

— Вы ради покоя и Володю запугивали?

— Порядок я люблю, — возразил Павел Федорович. — Ребенок порядка не знает. Я ему задание дал, а он не выполнил!

— Какое еще задание?

— Портрет свой нарисовать с фотокарточки в большом размере, с полной отделкой. Лестно ему должно быть, верно?

— Почему же? А если он не хочет?

— Как же так, если у него способность? Сделай, уважь! Примени свое умение… Учится плохо. Из тыквы какую-то рожу сделал. Без всякого порядка мажет и мажет. Лес нарисовал красный, а лес-то — зеленый! — сказал Павел Федорович и возмущенно уставился на Алешу.

— Ну и пусть, — сказал Алеша. — Вам-то что?

— Ненормально же! — вскрикнул Павел Федорович сердито и уязвленно. — Искажение! Сплошная ложь! Я его в колею вставлял! Чтобы был в здоровом духе, предан идеям. Мальчишка он запущенный.

— Вы его притесняли.

— На пользу стругал, на пользу! — непреклонно возразил Павел Федорович.

Алеше стало тоскливо до смерти, и так захотелось, чтобы пропал, сгинул в своих новых галошах Павел Федорович, как дурной сон.

Но Павел Федорович — живой и крепкий — стоял перед ним, обдавал горячим воздухом, как работающая машина, и говорил обидчиво:

— Почему он меня как отца не почитает? Васса меня почитает, бабка слухает, с Манькой мы в контакте… А он… такой каверзный, понимаешь, мальчишка. Ну, я выпил раз, пошумел. Согласен, некоторое волнение. Дак он меня вроде и не видит, как на предмет какой смотрит. Мне и с ним жить придется. А как? Я ведь и уехать могу. Механики везде нужны. Только мамка твоя с ума сойдет.

Из дома напротив вышли двое ребят, подошли, разноголосо, робко поздоровались:

— Доброго здоровья, Алексей Матвеич.

Алеша узнал товарищей Володи. У Шурика Куклина по прозвищу Саша-Медяшка, как всегда, из-под шапки скобка рыжих волос торчит. А второй — Митя Усов, узколицый, с маленьким ртом, по прозвищу Засоня.

— С праздником вас! — деловито сказал Медяшка.

Павел Федорович закурил папиросу, пустил дым в сторону ребят:

— В клуб идут баловаться.

— Мы в кино, дядя, — сказал Митя Засоня.

— Ну, вы тут пока покалякайте, — мирно сказал Павел Федорович. — Я попить зайду на квартиру.

Он живо свернул в калитку к синему дому, похожему на ларец.

Алеша грустно вздохнул:

— Куда ж Володя подевался?

Мальчики понурились.

— Когда в последний раз его видели?

— В школе вчера… — протянул Митя.

— Вы из школы вместе шли?

— Вместе. С горки съезжали к мосту, так Володька-то перекувырнулся, — сказал Медяшка.

— А вечером видели?

— Вечером уже не видели, — ответил Медяшка, а Митя промолчал.

Алеша внимательно на него посмотрел.

— А ты тоже не видел?

Митя отвернулся.

— Давай рассказывай!

Засоня решился и произнес загадочно:

— Он, может, в Африку едет теперь, в пещо́ру…

— Ври, ври, — сказал Медяшка. — Ну и врун!

— Зачем же ему в Африку?

— А я почем знаю? Он говорит: давай в пещо́ру вместе деранем.

— Да когда он говорил-то? — Алеша схватил Митю за плечи.

— Я вышел во двор. Шарику похлебку понес, а он в калитку заглянул…

— Когда?

— Вчера вечером. Я похлебку поставил. Он подбегает и говорит: «Патроны тащи, ружье, быстро побежим!» Я говорю: «Холодно, а ружье в чулане висит, папка узнает — прибьет!.. А пещо́ра, — спрашиваю, — где? В Африке, что ли?» Он меня толкает: «В Африке, в Африке… Спички давай!» И дрожит, трясется весь. Тут мамка вышла на крыльцо, он и побежал.

— Куда?

— По улице, — ответил Засоня, подумав.

— В какую сторону?

— В темноту, значит, к мосту.