Евгений Шатько - Пятеро на леднике

Неожиданно из соседней комнаты выплыл пиджак Тишкина, который бережно несли несчастные невидимки.

Лур вырвал у них пиджак, швырнул на пол и начал топтать, выкрикивая:

— Нонсенс, нонсенс!

И тогда из-за шкафа вышел Тишкин в рубашке ковбойке.

— Подыми вещь, химик! — сказал он сердито. — Твой нонсенс не придет, не зови. И доставай-ка ящик из-под своей попоны!

Лур перестал топтать пиджак Тишкина и проговорил, отчаянно запричитал:

— Я не могу без Эйлурии! Но с ней я тоже не могу, Фима!.. Как меня раздирают противоречия! О, как они раздирают меня.

Эйлурия пренебрежительно фыркнула и сказала уже в дверях:

— Они его раздирают пятьсот лет! Пойдемте, сестры. Мы скоро увидимся, Ефимушка.

Эйлурия вышла, следом за ней выплыли из комнаты сестры.

Лур схватился за синюю голову, заскрипел зубами.

— Извините, Тишкин, но от всех этих противоречий я раздваиваюсь… — сообщил он глухим утробным голосом и вдруг начал разделяться на две равные половинки.

— Погоди, погоди! — закричал Тишкин, стаскивая с себя ремень.

Он завел ремень Луру за спину и начал стягивать его в плечах.

— Бабы — они доведут, — проговорил он, поддерживая свои штаны. — Ты уж извиняй, Лур Ионыч, я тебя на последнюю дырку затянул. Как оно, полегче?

— Разрывает, — простонал Лур. — Рвет пополам.

— Погоди, я щас тебя намертво укреплю! — воскликнул Тишкин, поставил Лура к стене и начал двигать на него сервант. Он притиснул президента и сказал: — Ты с Лукерьей-то поаккуратнее… Мини ей подарил бы, какой-нито букет. На чулок-сапог разорился бы с получки. А то ходит она у тебя в сандалиях, ровно октябренок.

Лур задумчиво спросил:

— Как вы проникли в тайну женской психики?

— Проникнешь… — вздохнул Тишкин. — Ежели десять лет с ними на ферме покрутишься.

Лур благодарно пожал Тишкину руку и попросил:

— Отодвигайте мебель, Фима. Вроде пронесло фазу.

Отодвигая сервант, Тишкин попросил:

— Я тоже как в свою фазу вступлю, Дашутка почище твоей Лукерьи мне салазки загинает.

— Тоже раздваиваетесь? — спросил Лур с любопытством.

— Сам-то не очень… А вот предметы — точно. Эх, Лур Ионыч, подал бы ты сигнал Дарье из своего ящика! Что я, мол, об ей тоскую. Прилечу, дескать, скоро.

— Не улетайте, Ефим, — взмолился Лур. — Без вас Эйлурия снова растает. А меня снова разорвет. Ведь это жуть. Хотите, будем править вместе этой занудной планетой?

Тишкин деловито сказал:

— Тогда давай сигнал в колхоз из своего ящика. Пускай мне отпуск за свой счет дадут. Можешь?

— О, это для меня семечки! — обрадованно воскликнул Лур, достал из-под мантии длинный черный ящик управления планетой и поставил его на стол.

Он открыл крышку, под которой открылись клавиши, рычажки и кнопки.

— Я вообще-то виртуоз, — сказал он хвастливо, сел перед клавиатурой и прикрыл глаза, будто Ван Клиберн.

— Валяй вдарь, — подбодрил его Тишкин.

Лур потряс руками в воздухе, насупился и ударил по клавишам.

Таинственная, леденящая душу музыка межгалактических сигналов заполнила комнату… Лур исполнил несколько торжественных пассажей, вдруг открыл глаза и жалобно сказал:

— Извиняй, Фима, но сигнал не доходит до Земли. Совсем чуть-чуть, метров сто.

— Дай-ка твою фисгармонию, — попросил Тишкин.

Он взял ящик будто гармошку, повертел, открыл ногтем заднюю стенку, дунул. Потом легонько ударил ящик об колено, поставил его перед Луром и сказал спокойно:

— Предохранители сменил, теперь достанет. Шпарь по новой свою хабанеру.

Не успел Лур закончить игру, как в комнату вбежал Марзук с перекошенным, черно-синим лицом.

— Планета в опасности! — едва выговорил он зелеными губами и осекся, со страхом глядя на Тишкина. — Вы и этот самозванец? — возмущенно спросил он, а уши его засветились и замигали.

— Да ты не волнуйся, гражданин Марзук, — сказал Тишкин. — А то у тебя вон уши мигают.

Марзук гордо пояснил:

— Это вечность пульсирует!

— И ничего, не беспокоит? — удивленно спросил Тишкин.

— Кстати, если вы Глоус, ваши уши тоже должны пульсировать, — гневно сказал Марзук. — И вы должны уметь трансформироваться!

— Ну, с этим порядок! — твердо сказал Тишкин.

— Тогда превратитесь в какой-нибудь предмет, чтобы мы не беспокоились, — попросил Марзук неожиданно.

— Слушайте, Марзук, отстаньте от Глоуса, — попросил Лур. — А то я опять раздвоюсь!

А Тишкин хитро улыбнулся и сказал Марзуку:

— Валяйте вы сами сначала.

Марзук начал таять и расплавляться. Дольше всего оставались и реяли в воздухе его васильково-голубые уши. Затем он ухнул и превратился в стул.

Тишкин несколько удивился и спросил:

— А сесть можно?

Стул быстро подвинулся к нему. Тишкин нерешительно сел, сразу встал и сказал:

— Спасибо.

Стул исчез, снова появился встрепанный Марзук и предложил:

— Теперь вы.

Тишкин замялся и неуверенно объяснил:

— Приустал я с дороги, товарищи. Растренировался. Но в случае какой тревоги превратюсь хоть в папу римского, вы не бойтесь. Это для меня семечки.

— Позвольте, вы обещали! — закипятился Марзук.

— Планета в опасности, а я ему в мебель буду превращаться! — возмущенно вскрикнул Ефим. — Чего стряслось-то?

— Мы вылетим на место катастрофы, — глухо проговорил Марзук. — Прошу всех на выход. Наш аэровоз за углом.

Под дымчато-прозрачным полом аэровоза проплывали тесные города, взметнувшиеся вверх, как перевернутые сосульки. Ни луга, ни деревца, ни зеркальца пруда, ни фермы, ни отдельно стоящей коровы или, на худой конец, козы не мог разглядеть Тишкин.

Потоки взбудораженных рюмян — кто бегом, кто на длинных, как гусеница, автобусах, кто по воздуху в прозрачных шарах-капсулах — неслись прочь от громадного рокочущего строения на горизонте.

— Куда и почему бежит население? — спросил Тишкин. — Докладывайте уж.

Поднялся Марзук.

— Коллега Глоус, — сказал он гробовым голосом, — недавно мы запустили саморегулирующуюся установку по серийному производству окончательно счастливых рюмян. Совершенно неожиданно производительность установки стала расти в геометрической прогрессии, а сама установка впала в бесконечность. Вот поглядите…

Тишкин прижался носом к прозрачной стенке, глянул вниз и ахнул… Из дымных недр порошкообразного строения, точно из вулкана, поднимались, перекидывались через стенки и неслись вниз бесчисленные лоткообразные эскалаторы. Они поднимали потоки сначала бесформенных, но уже живых существ, которые на ходу обрастали руками и ногами.

Наверху, на самом изгибе, существо-полуфабрикат на секунду задерживалось. Оно заранее плясало от счастья, хотя имело пока еще недоработанную голову, как у снежной бабы. Обжимно-прессовое устройство мигом обхватывало заготовку, и на ней появлялись глаза, рот, нос, ушки и косая челочка. Существо разевало рот, и, пока выкрикивало свой номер, ему вставлялись зубы.