Евгений Шатько - Пятеро на леднике

Внизу специальная машина обсыпала каждый экземпляр тальком, вставляла в кулачок синтетический цветок и давала шлепка под зад — очередной счастливый рюмянин начинал бессмертную жизнь. Правда, изредка кое-кто не успевал получить зубы: тогда его с середины эскалатора выхватывал крюк и забрасывал обратно в горшок, в сырье.

— Сколько она шлепает в час? — спросил хмуро Тишкин.

— Начали с двадцати тысяч, а теперь она выгоняет до ста тысяч.

— Какие показатели по полу?

— Пола нет.

— Ну и порядки! Куда деваете продукцию?

Марзук вздохнул:

— Поскольку кормовые ресурсы планеты исчерпаны, штабелируем выборочно тех, кто перестает радоваться. Обстановка тяжелая — многие расштабеляются, вылезают, разбегаются… По самым скромным подсчетам, к среде планета будет покрыта тройным слоем жителей.

— Голову вам надо отвернуть за эту установку, граждане Центр! — сказал Тишкин. — Заклинить ее не пробовали?

— Она нас не слушается, — плаксиво сказал Марзук. — Все помехи устраняет сама. Приближаться к ней опасно: она уже схватила ученого секретаря и забросила в сырье.

— Взорвали бы к свиньям.

— Пробовали. В знак протеста она отпочковала от себя дочернюю установку, которая пока, правда, штампует безголовых.

Тишкин засопел и сердито спросил:

— Какой лопух эту перпету-мобиль придумал?

Наступила неловкая тишина. Марзук робко хихикнул зеленым ртом:

— Эту установку придумали вы, дорогой Глоус. Вы дали идею.

У Тишкина вспотели даже глаза.

— Идейка-то была ничего, — сказал он неуверенно. — Но кто прошляпил бесконечность? Кто…

— Марзук, не заговаривайте нам зубы! — вдруг сказал Лур сурово. — Это вы вогнали установку в бесконечность своими интригами!

Тишкин до того расстроился, что даже замахнулся на Марзука:

— Загубил планету, дубина!

Марзук визгливо переспросил:

— Вы слыхали? А ну, все-таки покажь знак качества на руке, голубой знак химического бессмертия!

И, ухватив руку Тишкина, Марзук стал совать ее в лицо подскочившим коллегам.

На крепких загорелых пальцах Тишкина было написано печатными буквами: ДАША. А ниже во всю кисть был изображен женский торс.

— Опять эта женщина! — завопил Марзук. — Опять эта Дашка с вилами! Навались, коллеги!

Через минуту Тишкин был связан и прислонен к стене как сноп. Вконец удрученные члены ВМЦ, доставая пузырьки с валидолом, расселись напротив. Под днищем корабля грозным утробным голосом рокотала установка.

Отдувая со лба потные волосы, Тишкин заговорил первым:

— Лур Ионыч, Марзук — он Марзук и есть, зря его слушаешь. Разрешите принять неожиданное решение? Записывайте в проект. Пункт первый. Ликвидировать установку, как впавшую в гнусную бесконечность. Пункт второй. Поручить Марзуку найти для этого точку опоры.

Марзук от злости даже задымился.

— Пункт третий, — хрипло продолжал Тишкин. — Отбить телеграмму на Землю бригадиру Грызлову, копия Даше: «Срочно подсылайте мой инструмент, какой лежит за печкой. Сверло возьмите у Гришки…»

Лур вдруг взялся за виски дрожащими пальцами и сказал:

— Развяжите Глоуса Петровича. Он, как всегда, выдвинул блестящую, дерзкую идею. Марзук, запишите все его предложения и дайте мне тройную дозу анальгина. Мы снижаемся.

Едва Лур, Марзук и Тишкин спустились по лесенке из висящего аэровоза прямо на тротуар, к ним поспешно подошел робот Вася и включил на груди себя надпись:

«Комитет бывших женщин вызывает вас для переговоров в бывший институт косметики».

— Нас никто не может вызывать! — высокомерно заявил Марзук. — Вызываем только мы!

Робот Вася включил на груди новую надпись: «Они все-таки дамы».

— Не рассуждать! — воскликнул Марзук. — А то отключу!

В ту же секунду впереди на площади показалась толпа, а над нею в небо всплыл портрет женщины в косынке, сотканной из разноцветных телефонных проводов. Это была увеличенная, шесть километров на девять, фотография Даши, которую Тишкин подарил Эйлурии. Хорошо был виден уголок для печати, но лицо Даши было так похоже на лицо Эйлурии, что Лур радостно воскликнул:

— О, звезда моя вечерняя!

Марзук оборвал его:

— Какая звезда! Это Дашка, которая ударила нас вилами.

— Я сохранил этот ее жест в своем сердце, — сказал Лур с нежностью.

А на площадь выступила колонна женщин в брюках.

— Это марш материнства и младенчества, — сказал Марзук. — Боже, куда мы катимся!

— Какая у них платформа? — спросил Лур с беспокойством.

— Платформы нету! Ищут. А достать невозможно. Вот и кидаются на людей.

Лур убежденно сказал:

— Тогда это движение неодолимо!

Вдруг из переулка вышел маленький Ангидрид, который тащил старую детскую колясочку на трех колесах. Увидев правителей Рюма, он повернул обратно.

— Стойте! — властно закричал Марзук. — Приблизьтесь.

Ангидрид подошел, втянул голову в плечи.

— Где вы взяли эту доисторическую коляску? — грозно спросил Марзук.

Ангидрид едва шевельнул губами:

— В подвале. По заданию союза возрождения женщин.

— Зачем?

— Возить, — ответил Ангидрид совсем беззвучно и застенчиво улыбнулся. — Возить этого, который пищит.

— Любезный, у нас триста лет нет деторождения! — скрипуче проговорил Марзук. — Вы бессмертны. И живете вместо своих детей! Возить некого.

— Пока некого, — вздохнул Ангидрид. — А вскорости…

— Никаких вскорости! — возразил Марзук. — Рюмянин, у которого появится младенец, автоматически становится смертным, зарубите это на своем синем носу, жалкий подкаблучник.

Ангидрид поморгал фиолетовыми ресницами, вдруг достал из-под хитона колесо, приладил его к коляске и пустился бежать.

Марзук повернулся к Луру и схватился за ящик:

— Лур, заклинаю чистотой наших формул! Усыпите всех этих одичавших женщин, иначе они устроят нам демографический взрыв. Опять пеленки, анализы, уколы, свинка, ау-уа! Дети не поймут нас, ведь нам по тысяче лет. Опять вражда поколений, борьба с тещами, стрессы, бытовые травмы, распад, болезни, полная хана!

Лур застонал, схватился за голову и предупредил сонным голосом:

— Я сейчас раздвоюсь, коллеги.

Марзук зашептал ему на ухо:

— Мы усыпим женщин и заштабелируем их в холодильники, пока остынут страсти. А потом…

Тишкин взял ящик у Лура и замахнулся на Марзука.

— Я тебя самого и усыплю и заштабелирую!

От гнева уши Марзука опять загорелись и замигали нежным васильковым светом.

— Хорошо же! — сказал он зловеще и достал из кармана ядовито-желтый пузырек с распылителем. — Вы узнаете, что я сделаю из этого похитителя колясок!

— Иди, иди, не отсвечивай! — сказал Тишкин. — А если малого тронешь, тогда сразу маму зови!