Сергей Панарин - Сила басурманская

Наверное, она долго тренировалась, потому что поднятые ею обильные брызги прилетели точно в лицо воронежца. Оставалось лишь утереться.

– Отрыв башки, – прокомментировал Егор.

Утром парню повезло. За следующим прудом обнаружилась старая дорога. На высохшем дереве висел полуистлевший указатель: «До Ерепня рукой подать».

Через полчаса дорога исчезла, уступив место болоту. Ефрейтор направил тяжеловоза в воду. Было неглубоко. Добравшись до ряда криво торчащих деревьев-гнилушек, Егор очутился на большой почти сухой поляне, в центре которой было круглое озерцо, где цвели поразительной красоты лилии. Здоровенные, пахучие, они качались без всякого ветра. Ефрейтор спрыгнул с лошади, дотянулся до ближайшего бутона, тот ответил тихим звоном. С фиолетовых лепестков поднялась какая-то пудра и осела на воду.

Аромат успокаивал, захотелось посидеть на бережку, но парень решил не терять времени даром и двинулся вперед. Он продрался сквозь старый камыш, ведя тяжеловоза под уздцы, и попал на затопленное пространство. Было по щиколотку. Не желая топтаться по воде, Егор раздраженно проговорил:

– И где же искать этого Ерепня?

На поверхности болотной жижи появился пузырек воздуха, стал расти, вымахав до полусферы метрового радиуса. Ефрейтор Емеля увидел в мутной пленке свое расплывчатое отражение, а затем пузырь лопнул, забрызгав форму и лицо Егора.

Стерев торфяную грязь рукавом, дембель узрел на поверхности болота компьютер. Простой, бытовой. Монитор на десктопе. Ни клавиатуры, ни мыши. Коричневая жижа стекала с него вязкими волнами. Из всех щелей сочилась рыжая вода.

Когда монитор мигнул и на нем проступила картинка, Емельянов-младший ошалел полностью. Брови, глаза, острый нос, рот… Схематичный лик, похожий на смайлик или детский рисунок.

Лик ожил – демонически нахмурил брови, прищурился, уголки черточки-рта загнулись вниз.

– Гмык-гмык, буль-буль! – услышал Егор.

Потом из решеток, находящихся на передней панели монитора, выплеснулась вода, еще раз булькнуло, и зазвучал скрипучий механический голос, не скрывающий раздражения:

– Чего тебе, человече? Почто потревожил?

– Ерепня ищу. – Обалдевший дембель не сразу понял, насколько абсурдно выглядит со стороны разговор с болотным компьютером.

– На кой он тебе?

– Помощь требуется.

– Нажми эф-один, – сказал компьютер, и смайлик на мониторе заулыбался.

– Очень смешно, – буркнул Егор.

– Ладно, не дуйся, здоровяк. Я и есть Ерепень. А если совсем правильно, то Ерепентиум Первый.

Ефрейтор чуть не сел в камыш:

– Так ты что, из России?! Ну, из нашего мира, да? Как же ты тут очутился?

– Меня лешак похитил, – проскрипел Ерепентиум. – Они большие мастера красть были, лешие эти.

Егор принялся оглядываться:

– А сейчас они где?

– Извели их. За всякие опасные вещи из нашего мира. Мой-то до последнего меня прятал. Я тогда еще неразумный был. Камень на сто шестьдесят шесть мегагерц, винт на двадцать гигов. Монитор семнадцать дюймов, как видишь.

Емельянов-младший оценил некогда серый, а ныне грязного зеленого цвета ящик, показывающий «лицо» Ерепентиума. «Как эта рухлядь работает?» – в который раз удивился дембель.

– Люди добрались до лешего на этой поляне, – продолжил компьютер. – Три предательские заговоренные стрелы в спину. Он накрыл меня своим телом и утопил. Трудно поверить, но его живительная сила передалась мне. Я обрел волю.

«Полный дурдом, – постановил Егор. – Он не заржавел, где-то берет энергию и болтает как живой… Наверное, цветочки с предыдущей поляны все-таки галлюциногенные».

– Цветочки ни при чем, – заверил Ерепентиум, заставив дембеля содрогнуться. – Тор-р-р-р-р-р-р-р-р-р…

– Завис, – разочарованно констатировал парень.

Компьютер погасил монитор, крякнул, потом пикнул динамиком и пошла загрузка. Через три минуты, за которые дембель успел помолиться всем компьютерным богам о спасении души болотного ЭВМ, вновь зажглась схематичная мордашка.

– Кхе, бывает. Потому и Ерепентиум. На чем я остановился?.. – Здесь отчетливо похрустел жесткий диск. – Вот. История событий… Да, цветочки ни при чем. Меня торф от ржавчины спас, недаром после войны через многие десятки лет в болотах находят идеально сохранившееся оружие. А я-то и вовсе магическая сущность. Из природы энергию беру, так и существую. Вон, как твой сфероидный спутник.

– Ты и мысли читаешь? – прошептал ефрейтор Емеля, подумав: «Песец мозгам, я сбрендил».

Монитор подмигнул, и вместо большого лица-смайлика появилась надпись: «Песец мозгам, я сбрендил».

Колобок захихикал, Егор внутренне запаниковал: кому хочется, чтобы копались в его мыслях? – а Ерепентиум строго произнес:

– Нет, непечатные мысли я показывать не буду. Да и не мысли это были. Так, вопли.

Экран снова улыбнулся. Дембель постарался успокоиться, но в голове постоянно вспыхивали гениальные вопросы «Как же это?!» и «Ну, ни хрена же себе, а?».

– Природа, мужичок, – штука уникальная. Вокруг нас с тобой сплошные живительные токи, соки и прочие потоки. Все в этой жизни соткано из информации. На мне скончался один из последних леших. Матрица его знаний волшебным образом прописалась в моей памяти. Я осознал себя личностью. Мне стало тесно, я научился запасать информацию в корнях деревьев, в системах, которые образуются дерном, во льду, когда он есть. Я даже в торфе могу формировать ячейки.

– Одиноко, поди? – предположил ефрейтор.

– Как писал поэт, не ржавею, не скриплю, не плачу, – ответил Ерепентиум, заметно смягчаясь.

Воронежец вдруг загорелся надеждой:

– А связи с домом нету?

– У меня, представь себе, со всем миром связь. Не сразу, конечно, установилась. Как-никак, встроенный модем, только с оборванными проводами. Я про него и забыл, а через тридцать лет и три года вдруг, чу! – знание ко мне стало поступать извне. По проводу, в болотную тину опущенному. Стали мне весточки небумажные, а электронные слетаться со всех концов неведомого мира. Писали много. Люди разные, интересные: Дион, Ларссон, Круз, Джон Дик, Арабелла Админ, Клавдия Почечуйгород. Чаще неведому виагру предлагали, кто-то звал изучать американский английский язык, покупать жилье в Москве, а то и самому рассылками заняться. Ну, я всем отвечал честь по чести, благодарил, вежливо отказывался… Общение, оно ж и железяке приятственно. Потом пришла анонимная аглицкая депеша «Прочитай меня», а в ней хворь поганая!

«Вирус», – смекнул Егор.

– Проболел я год, не меньше. Вызвал бобра, он отгрыз провод. Осталась мне связь внутри Эрэфии и иногда за ее пределами. С Бояндексом беседуем. Он как бы мой антипод. Я ожившая машина, а он омашиненный живчик.

Увальню-ефрейтору подумалось, что всякий одинокий человек и даже прибор, если его посетят, болтает без умолку, ибо накопилось.