Елена Кисель - Серая радуга

Миновал плоские, багрово-бурые камни — камни жертвы, на которых отдавали свою кровь те, кто хотел заполучить дар прорицания. Миновал два полуистлевших тела, лежавших у самого порога: какие-то смельчаки решили поискать в пещере сокровища, увешались защитными артефактами… и даже не вошли внутрь.

Задержался он лишь у самого порога — и то, чтобы бросить взгляд не на Магистров, а в едва бледнеющие небеса, на по-утреннему тускловатую радугу в первой фазе.

Магистрам показалось было — директор артефактория заколебался. В лице у Экстера что-то дрогнуло, и можно было поверить, что сейчас он отвернётся от зёва Оскальной, кинется бегом к дракону, полетит обратно… Но Мечтатель только тряхнул длинными прядями парика и шагнул внутрь пещеры.

Тьма начиналась сразу же за порогом. Бархатно-чёрная, обволакивающая и непроницаемая — в которой нельзя было рассмотреть ни рук, ни стен. Эта тьма поглотила звуки оттуда, извне. Сожрала ветер: за порогом его не стало. Под конец темнота впитала в себя и шорох шагов директора, и нельзя было сказать — идёшь ты вперёд или уже свернул, движешься или стоишь, а может, уже свалился в какую-нибудь расселину и задыхаешься. Потому что нечем заслониться от волн мрака.

Мечтатель двигался, прислушиваясь только к чутью. Он знал: они уже увидели его — и давал им время насладиться знанием, посмаковать то, что у них появилась жертва. И гнал нетерпение: встревоженным, взволнованным, нетерпеливым не место в этой пещере.

Выдохи срывались с губ и уносились не пойми-куда. Меч — ненужный и глупый — цеплялся за что-то, вырастающее из стен… корни? Выступы? Казалось — за ножны хватаются чьи-то костлявые пальцы.

Во мраке жили усмешки. Сначала невидные, но ощутимые кожей, потом начали слышаться хихиканье и перешёптывание, а потом усмешки поплыли в темноте: над головой, сбоку, повсюду. Желтоватые, грязно-белые, мертвенно-голубые, они чуть заметно светились. И скалились все до единой — зловещие, перетекающие с места на место…

Лишённые тел.

Темнота густела и теперь давила на грудь, а усмешки оскальников плясали вокруг. Мечтатель остановился. Отёр рукавом лицо и поднял дудочку.

Тихие звуки пощекотали темноту, усмешки запрыгали, и прилетели шипящие, насмешливые голоса — размноженные эхом.

— Это кто это там крадётся?

— Эй, эй, эй! Кушать подано!

— Еда с доставочкой!

— Фу, он прибыл с холодной улицы!

— М-м-м, охлаждённое!

Переливы хохота вспыхивали и гасли под сводами пещеры, и клыкастые усмешки смыкались всё теснее, и падали фразы — вперемешку со смешками.

— А кто это там такой невежливый?

— Наверное, он не знает правил и не следует традициям…

— Обожаю традиции!

— Истинный целестиец, жаль, что нас осталось так мало…

— Наверное, нужно ему сообщить, а?

— Кто он такой, кстати?

— Какой-то олух, который не считает нужным заговаривать, чтобы мы могли его увидеть?

— Ну-у-у, немота от страха случается часто. И вообще, скажи спасибо, что мы запахов не чувствуем!

— Эй, как тебя, гость! Ты пришёл за ответами на вопросы?

Мечтатель молчал, опустив дудочку. У них с оскальниками была долгая история общения, так что теперь он просто вслушивался в насмешливые взвизги и голоса:

— А за чем ещё они сюда все приходят?

— Может, явился поболтать?

— Развлечь нас?

— Он знает хорошие шутки?

— Не лучше наших, уж во всяком-то случае!

Экстер молчал — прикрыв глаза, слыша чуть заметные, тревожные нотки там, в голосах оскальников… Ласковые умертвия начинали осознавать — что-то не так. Их чары должны были бы заставить жертву хохотать уже от порога. Растворённое в воздухе злое, плотное, колдовское веселье — Мечтатель ощущал его кожей, будто навязчивую мелодию, которая пытается втиснуться внутрь. И не может, потому что там, внутри, звучит то, что сильнее.

Испытание, — зашептали оскалы в воздухе, — подарим ему испытание. Он правда сможет устоять? Не смеяться над нашими шутками? Нет, послушаем, что он скажет. А потом — испытание, весёлое испытание…

Когда переплетения шепотков замерли на высокой ноте — Экстер выговорил еле слышно:

— Здравствуйте, братья.

И улыбки отпрянули, из темноты донесся шип, потом испуганные взвизги. «Этот, этот, этот, снова этот» — бесконечная отдача от стен, отчего внутренность пещеры начала казаться бесконечной.

Оскальники отступили ненадолго — скоро улыбки сгустились вновь, заплясали в воздухе.

— Зануда с дудочкой, ну надо же!

— Думали, совсем о нас забыл…

— Что же он хочет узнать, что ему поведать, что?

— Век голодными будем ходить!

— С голоду околеем…

— Околели уже!

— Второй раз!

— Какой жухляк его сюда опять послал?

— Наверное, эти, которых он сторожит.

— Между прочим, зря сторожит, хе-хе-хе…

Бесконечное «хе-хе-хе» размножилось и утихло под сводами. Ты ещё не смеёшься? — спросили гнусные шепотки. Почему ты вообще никогда не смеёшься?

— Потому что есть боль, которую не погасить смехом. Он как ненадёжный покров — тонкий и полупрозрачный, дающий увидеть то, что скрывает. И потому такой смех всё равно будет фальшивым. Лишённым даже искры веселья. Как у вас.

Эхо заухало, закрякало, пустилось в пряс с отскоками от стен. Острозубые усмешки теперь наплывали отовсюду. Останавливались на почтительном расстоянии — и таяли, и опять подплывали поближе.

— Чего желаешь, страж? — голоса сочились и переливались. — Всезнания? Неужто ты сам видишь так мало?

— Ухаха, опять напутали!

— Он видит не мало, он видит много!

— Слишком много видит, даже когда ничего нет!

— Как обернется, так и видит…

Мгновенная тишь полоснула наотмашь — будто оскальники на миг увидели то же, что Мечтатель, и это им ужасно не понравилось. После короткого молчания донесся развесёлый вопрос:

— Так чего ты не знаешь теперь, страж? Или ты к нам как раньше?

— Хых, поболтать, а потом сказать этим, там, то, о чем сам догадался…

— Ну, что уж поделать, если его там и в грош не ставят!

— А кого ставят?

— А Витязя ставят!

— Эхехехехехехе…

— Так зачем ты к нам, страж?

— Почему был уничтожен Холдонов Холм? — спросил наконец Мечтатель. Из тьмы с готовностью полетел зубастый, оскальчатый ответ:

— А тебе самому-то приятно было бы смотреть на свою могилку?

— Э-э-э, это я хотел сказать! — возмутилась другая улыбка, рядом.

— Ну, и кто там знает — может, вы бы всё-таки глянули на него, увидели разрушенные чары, — любезно добавила третья.

— И поняли раньше.

— Вы бы поняли раньше, а?

— Да ничего бы они раньше не поняли, потом что они тупые!!

— Эхехехехехехе…

— А что, не хочешь сложить песенку о Холдоне, брат? Они, кажется, скоро будут в цене.

Мечтатель тихо выдохнул, прикрывая глаза.