Елена Кисель - Серая радуга

— Я нарисую его прямо сейчас, потому что потом… Я не сомневаюсь, что мой меч будет прав в битве, пусть даже говорят, что дереву не перерубить сталь, но всё равно…если вдруг Магистры… или еще кто-нибудь…

Он поник своей растрепанной головой, на которой на этот раз не было шлема.

— И драконы.

Экстер отвлекся от размышлений и молча повернул к собеседнику узкое бледное лицо в обрамлении черных прядей парика.

— Смерти драконов, — поправился Гиацинт. — Такого же не было много столетий, и Аметистиат заверил меня, что помощи моей в Одонаре ждут, что мне пристало свершить предреченные подвиги, ибо самозванному иномирцу такое не по плечу, и… вот.

В коротенькое «вот» он вложил великолепный трагизм человека, который уже поверил было, что он Оплот Одонара, а потом явился в свою вотчину — и обнаружил, насколько основательно занято его место. Гиацинт был молод, наивен, но совсем неглуп, он понял, что его тут не ждали и что едва ли артефакторы стоят за него в этой битве.

Или за него?

— Госпожа Фелла… она была столь любезна, что показала мне несколько приемов…

Почудилась ему болезненная гримаса на лице директора или нет?

— Это бесценно… я не знаю, как благодарить ее, но… я отвлекаю вас, — вдруг стушевался Гиацинт. — Вы хотели еще о чем-то узнать?

Экстер в задумчивости провел по губам тонким пальцем. Флейта, украшенная позолоченной резьбой, настойчиво вращалась в воздухе возле его виска, отливая рассветно-алым, и директор искоса следил, с каким титаническим упорством Гиацинт отводит свой взгляд от красно-золотых отблесков.

— Лорелея, — тихо обронил он потом.

— Д-да?

— Вы видитесь с нею?

— Ав-в, ну, можно сказать и так, — глаза рыцаря подозрительно забегали, будто отыскивая что-то на поверхности усеянного кувшинками и водяными лилиями озера. — Да, наши встречи достаточно часты. Она ведет себя… дружелюбно, — помявшись, прибавил он, хотя Экстер не требовал с него никакого отчета. — Дружелюбнее остальных, во всяком случае. Но мне кажется, она не полностью мне доверяет из-за этого иномирца. Если один может быть самозванцем, почему не может другой? Я понимаю.

Он вздохнул и в приливе лиричности потянулся, чтобы сорвать кувшинку, но цветок хищно клацнул лепестками и подпрыгнул на пару сантиметров из воды, нацелившись на его палец.

— Прошу прощения, — виновато сказал Экстер, глядя на такое безобразие. — Должно быть, опять Отдел Опытов, они время от времени проводят здесь эксперименты… по ночам.

Гиацинт, мужественный малый, выразил на физиономии интерес, сказал «Ух ты!» — и потыкал злобную кувшинку мечом.

— Господин Экстер, — внезапно выпалил он после этого действия. — Как можно завоевать сердце дамы?

Экстер наконец взял свою флейту, но подносить к губам не стал.

— Об этом нужно спрашивать не у меня, — заметил он с грустью. — Ибо я не могу завоевать сердце своей дамы вот уже сто восемьдесят лет.

— Как сто восемьдесят?! Но я же… ведь у меня нет такого времени!

Мечтатель молчал и имел загадочный вид. Возможно, он хотел сказать, что у Гиацинта есть проблемы посложнее любовных, по крайней мере, сегодня. Или, может, его вид сообщал, что в таком случае рыцарю и правда лучше просить совета у кого-нибудь другого. А может, директор просто любовался хищными кувшинками, которые вдобавок начали менять цвета от перламутрово-жемчужного до томно-бирюзового.

Озадаченный Гиацинт расхаживал по берегу и время от времени останавливался, чтобы бросить пару фраз:

— Моя матушка, конечно, говорила мне и об этом… И было несколько трактатов по науке обольщать. И даже одна контрабандная книжка, которая… — он густо покраснел. — Но какой же из способов лучше предпочесть? Мать хвалила мое искусство составлять букеты, но я… лучше попробую что-нибудь другое.

Да. Букеты могли стать только предметом ярости богини, которая не могла ощущать запаха цветов, да и поплатилась именно за танцы среди цветущих амарантов.

Гиацинт резко остановился, приняв какое-то решение.

— Я слышал, что вы не только артемаг, но и поэт, — выпалил он. — Этому можно научиться с помощью артефактов?

Он тут же досадливо махнул рукой, понимая глупость вопроса, но Экстер смотрел на него без насмешки, спокойно.

— Можно. Есть всевозможные амулеты… простейшие артефакты, так называемые «посредники» — чаши, кубки или шкатулки, которые наполняют своей силой все, что в них окажется. Выпив из такой чаши вина или воды, вы почувствуете в себе поэтический дар… но или будете до конца жизни говорить стихами, или же после месячного сочинения сонетов экспромтом замолчите навсегда.

— Онемею?

Экстер посмотрел на него в сомнении.

— И это тоже.

— Угм, — угрюмо сказал молодой рыцарь. — А разве не бывает проще?

— Артефакты не признают «проще», — отозвался Экстер. — Они все в каком-то смысле ростовщики. Отличаются только проценты, которые они требуют.

— Но ведь весь артефакторий…

И он молча указал на флейту в руках Экстера, на ту самую флейту, которая минуту назад порхала сама по себе.

— Прошло немало веков изучения артефактов, прежде чем мы смогли определить — как сделать так, чтобы они приносили наименьший ущерб. И теперь пытаемся распространять знания по мирам, но… с переменным успехом. Это слишком притягательная идея — что можно просто наполнить магией вещь, будто водой — чашу, и вещь отдаст магию в нужный момент. На деле же вещь, единожды наполненная магией, всегда будет пытаться удержаться в этом мире, ибо им нужно только свое существование. Значит, она постарается восполнить энергию, которую в неё влили, чтобы продолжать существовать как раньше. И даже мелкие и безобидные артефакты, если не поставить изначально ограничение на их срок, могут обретать невообразимое могущество… и с каждым разом растет их притягательность. Пока наконец… ох, простите, я отвлёкся. Так вот, мы разработали методы артефакции, которые позволяют оградить наши изделия от такого продления существования. И, наконец, вещи не могут причинить тебе вред, пока ты не доверяешься им, не начинаешь от них зависеть…

Гиацинт, нахмурившись, смотрел то на Экстера, то на свой меч, и весь его вид говорил, что такая мудрятина ему не по зубам. Мечтатель протянул руку, в которой лежала тонкая флейта, провел над ней второй ладонью — и инструмент, печально всхлипнув тоненьким голосом, сломался на восемь частей.

— Зачем вы…

— Лишь вещь, — просто, но немного устало ответил Экстер. — Я слышал, Локсо и Фелла что-то подобное практикуют на своих занятиях. Опытный артефактор никогда не доверяется предметам целиком и всегда держит дистанцию. Даже собственное оружие он готов расколоть в случае надобности и без сожаления.