Айзек Азимов - Весь Азимов. Прощание с Землёй

Теперь путешествия на Луну стали общим достоянием, и на Земле не найдется человека, не умеющего летать. На Луне существуют тщательно и продуманно сконструированные «пещеры Хартнетта» — сейчас их порядка семи, — и они являются едва ли не самым привлекательным аттракционом нашего спутника.

Вот так оказалось, что великий ученый изобрел не только новую отрасль науки, но и новый жанр искусства и новый вид спорта.

Однажды Ричарда Хартнетта спросили, как ему в голову пришла эта идея. С характерной для него искренностью он ответил:

— Она не мне первому пришла в голову. Я прочел о чем-то подобном в научно-фантастической книге писателя Р. А. Хейнлейна, написанной еще до моего рождения.

Ричард Хартнетт был искренним почитателем научной фантастики, и вполне возможно, что происшедшее на Луне побудило его попробовать себя на писательском поприще.

«Я был немолодым отцом (в две тысячи двенадцатом году у него родился сын, в две тысячи пятнадцатом — дочь), рассказывал Хартнетт, — и боялся, что умру прежде, чем мои дети станут взрослыми. Мне хотелось оставить после себя что-то материальное».

Ученый выбрал жанр научной фантастики, и его надолго отложенный интерес к английской литературе был наконец реализован. В течение десяти лет автор через год выпускал по одному роману и примерно около дюжины небольших рассказов под своим собственным именем. Возможно, это не самые величайшие из когда-либо написанных произведений данного жанра, но они талантливы и интересны, как согласно утверждают критики всего мира, и даже без имени знаменитого автора на обложке привлекли бы читателя.

Самая известная книжка Ричарда Хартнетта «Полет к Арктуру» была экранизирована в две тысячи двадцать пятом году. Автор посетил премьерный показ и на вопрос о впечатлении от фильма с некоторым смущением ответил: «Это не совсем то, что написал я».

Лента действительно вышла не очень удачной. Но важно, что написание этой книги ознаменовало начало еще одного и последнего увлечения Хартнетта — изучение возможности межзвездных путешествий. К две тысячи двадцать пятому году космическое пространство, занимаемое Солнечной системой, оказалось вполне изучено. Кроме того, были достигнуты лежащие вблизи границ Галактики как некоторые из астероидов, так и спутники Юпитера. Планировалась экспедиция на Плутон.

Но сами звезды оставались недосягаемыми. Ближайшая из них находилась на расстоянии четырех с третью световых лет, а это означало, что, даже перемещаясь с максимальной скоростью — скоростью света, — астронавт мог возвратиться на Землю не ранее чем через девять лет по земному счету.

Хартнетт предвидел, что световой барьер может быть преодолен, что границы скорости света перестанут являться препятствием для путешествий.

«В научной фантастике — говорил он, — о таких предметах, как внеинерциалъное движение и гиперпространственные перелеты, писали еще со времен Е. Е. Смита и А. Азимова. Может быть, нам удастся воплотить в реальность их вымысел?»

Хартнетт работал над этой проблемой, правда к тому времени, когда он скончался — шестнадцатого августа две тысячи сорок седьмого года, — его мечта еще не осуществилась.

Именно этот человек сделал возможными достижения двадцать первого века. Именно он дал миру науку о деятельности человеческого мозга. Именно он заложил основы создания Всемирного Правительства, сделал возможным существование и развитие социальной динамики через изучение умственной деятельности человека. Он же разработал принцип создания шедевров светоскульптуры, подарил нам замечательный вид спорта, уникальные приборы и книги. Он никогда не переставал совершенствоваться.

В письме, написанном пятнадцатилетнему корреспонденту всего за несколько месяцев до своей смерти, Ричард Хартнетт признавался:

«Дорогой Стивен, нет, я еще не все сделал. А к самому важному мне даже не удалось приступить. Примерно полсотни лет назад я начал изучать волны, излучаемые человеческим мозгом, и до сих пор никто не сумел осуществить передачу мыслей на расстоянии. Кому-то еще предстоит отработать и практическую сторону проблемы телепатии, ибо к этому еще не приступали.

Мы достигли мантии Земли, но не более чем на глубину булавочной головки; когда-нибудь нам потребуется исследовать пути к самому ее центру. Мы должны создать роботов, которым будет поручен самый рутинный и тяжелый физический труд, роботов более эффективных, чем те примитивные механизмы, которые выполняют его сейчас. Мы должны подчинить силу гравитации и обернуть ее себе на пользу таким образом, чтоб нам не приходилось бороться с ней при каждом космическом путешествии. Нам предстоит отыскать дорогу к звездам, туда, где нас, возможно, ждут миры, подобные нашему. Мы должны понять мыслящие создания, которые не являются людьми.

Так много предстоит сделать, возможно, именно ты этим и займешься».

Таким был Ричард Хартнетт! Из множества его открытий самым великим является то, что он первым осознал, какие невообразимые горизонты простираются перед человечеством, каких вершин еще предстоит достичь. А также он понимал — как бы далеко человечество ни уходило вперед в техническом прогрессе, в изучении тайн природы, познать Вселенную до конца невозможно.

Первоначальное стечение катастрофических обстоятельств произошло пять лет назад, то есть с тех пор безымянная планета, обозначенная на картах аббревиатурой ХС-12549Д, совершила пять оборотов, что соответствовало одиннадцати годам по земному летоисчислению.

Впрочем, ни у кого из пятерых членов экипажа «Странника Джона» не возникало желания производить эти подсчеты.

Если бы на Земле знали, чем они здесь занимаются, их деятельность была бы названа героической, достойной упоминания в анналах Космической службы. Еще бы, на протяжении пяти лет (по земному летоисчислению — одиннадцати!) они вели отчаянную борьбу с атмосферой планеты.

И вот трое умерли, у четвертого уже желтели белки, что являлось несомненным признаком смертельного заболевания, и только пятый еще держался на ногах.

Никакого героизма тут не было. На самом деле они боролись с тоской, с ощущением полнейшей безысходности и создали в своем металлическом пузыре-бункере подобие земного образа жизни лишь по той единственной причине, что ничего другого им просто не оставалось.

Если кто-нибудь из пятерых и вдохновлялся возвышенными идеями, то предпочитал об этом помалкивать. Возможность возвращения на Землю они перестали обсуждать уже через год, а к исходу второго и само слово «Земля» исключили из речевого обихода.