Павел Иванов - Хроники гномки, или путь целителя [СИ]

И, пока Лика хватала от неожиданности ртом воздух, брат Склиф, усмехаясь, извлек из-под стола и водрузил на него корзину с красными пузатыми яблоками.

Лика рассеянно пробегала глазами затейливую вязь строчек пожелтевших страниц старого пыльного фолианта. Она перечитывала страницу уже третий или четвертый раз, и никак не могла сосредоточиться, смысл витиевато изложенного текста безнадежно ускользал от неё.

«Такожде надлежит пещись со тщанием о поддержании настроя благодатного, всячески возогревая в себе оный и обновляя непрестанно, дабы молитва наша была усердна и дух бодр…»

Она почувствовала, что её веки начинают тяжелеть, буквы расплывались перед глазами, она словно проваливалась куда-то, на дно колодца, от которого веяло сыростью и затхлостью.

«Такожде… надлежит…» — пыталась она сконцентрироваться, но руническая вязь уже исчезла, вместо неё простиралось поле, залитое солнцем, по которому она когда-то любила бегать в детстве с двоюродными братьями и сестрами, только трава была не зеленой, а желтой, совсем сухой…

Чьё-то сдержанное покашливание вернуло её в реальность. Она тряхнула головой и чихнула, подняв облако пыли с разворота книги, лежавшей перед ней на столе.

Подняв голову, она встретилась взглядом с нахмурившимся отцом Оккамом, взиравшем на неё с высоты своего роста, скрестив руки на груди.

— Ваше попечительство, — пробормотала она, отчаянно стараясь выглядеть бодрой.

Судя по выражению лица экзарха, это удавалось ей не слишком удачно.

Покачав головой, дреней протянул руку, и перевернул обложку фолианта, чтобы видеть название.

— «Сад Благочестия» — прочитал он вслух.

Затем он снова перевел взгляд на гномку.

— Дитя моё, — обратился он к ней. — Эту книгу тебе следует изучать с особым рвением, ибо в ней описаны основы твоего духовного пути…

— Я… я изучаю… — пискнула Лика, краснея и пряча глаза.

Отец Оккам покачал головой. — Изучать мало, нужно чувствовать поэзию, сокрытую в глубинах строк, ибо только когда сердце твое станет звучать ей в унисон, ты сможешь постичь смысл написанного…

Он вздохнул. — Мне кажется, я совершил ошибку, дав тебе послушание у брата Склифа…

— Вовсе нет! — горячо запротестовала Лика и осеклась, заметив, как недоуменно вздернулись брови экзарха. — Простите, ваше попечительство… Я хотела сказать, что… что мне очень нравится проходить послушание там…

По лицу отца Оккама промелькнула тень улыбки.

— Ты удивительное дитя, — заметил он. — Многие другие, кого я отправлял на служение в Бараки уже на следующий день просились в любое другое место. Ты же продержалась уже почти месяц! И брат Склиф неплохо о тебе отзывается, что, безусловно, не может не радовать. Однако, я не могу допустить, чтобы послушание там становилось помехой для учебы здесь, в стенах школы. Ты не высыпаешься, и выглядишь усталой.

Лика промолчала. Ей совсем не хотелось признаваться экзарху в том, что накануне она в очередной раз читала братьев Прибамбацких почти до середины ночи. Книгу ей дала Мирта из личной библиотеки брата Склифа, который, как оказалось, был тоже любителем этого жанра.

Экзарх нахмурился. — Надеюсь, тебя не ставят в ночные смены? — спросил он обеспокоенно.

— Н-нет… — Лика не сразу поняла, о чем идет речь. — Я всегда дежурю в дневное время, свободное от учебы.

— Это хорошо, — кивнул отец Оккам. — И всё же, мне придется поговорить с братом Склифом, чтобы тебе сократили часы.

Покачав головой, экзарх удалился из библиотеки Собора, шурша одеяниями.

Лика непроизвольно прислушивалась к звуку его шагов, размышляя о сказанном. Странно, но за все время, что она провела в Бараках, она ни разу не задумывалась о том, что происходит в них в ночное время…

Атуин, постукивая мотором, катил по мощеной мостовой Старого Квартала. Чао меланхолично пожевывал травинку, уставившись на дорогу почти немигающим взглядом, так, что со стороны можно было предположить, что он дремлет с открытыми глазами (Лика подозревала, что так оно и было на самом деле). Они притормозили около длинного двухэтажного дома, вытянувшегося вдоль переулка. Здание чем-то напоминало Бараки Исцеления, только выглядело более ветхим и неухоженным. Дверей было несколько, напротив ближайшей к ним, прямо на тротуаре играли в пыли несколько чумазых малышей-пандаренов.

Завидя Атуина, они подошли поближе и остановились в нескольких шагах, с любопытством разглядывая необычную конструкцию.

Лика еще не научилась определять на глаз возраст различных рас, но ей показалось, что они были совсем еще маленькими… пандарятами? Медвежатами? Пандамедведятами? «Надо будет уточнить у Чао, как они их называют», — подумала она.

Самый старший из них сосал лапу, наблюдая исподлобья, как пандарен и гномка доставали сумки из телеги.

— А я вас знаю! — объявил он Чао. — Вы к нам уже приезжали, когда у меня болел живот!

Чао заморгал и наморщил нос. — Надеюсь, ты теперь больше не ешь немытых яблок? — спросил он, шутливо грозя лапой карапузу.

— Не-а! — теперь я их мою! Вон там! — доверительно сообщил тот, кивнув в сторону водосточной трубы, под которой еще оставалась небольшая лужица.

Лика прыснула, а Чао, нахмурившись, открыл было рот, чтобы прочитать краткую мораль об основах гигиены, когда из подъезда выскочила (точнее сказать — выкатилась) круглая, как меховой мячик пандаренша с растрепанными волосами, в халате в горошек и фартуке, сбившемся набок.

— Ох, наконец-то! — затараторила она, проворно семеня к ним. — Я уже вся издергалась! Пожалуйста, побыстрее! Чао вздохнул. — Что случи…

— Доктор, умоляю, поговорите с ним! Я так измучилась! Так больше не может продолжаться! Надо что-то делать… Может, вы его заберете? Или сделаете что-нибудь, я не знаю…

Она неожиданно разрыдалась, и Лика, наконец, увидела синевато-черный ободок вокруг левого глаза пандаренки, который поначалу приняла за специфический окрас шерсти.

Чао растерянно глянул на Лику, потом на пандаренку, и мягко коснулся лапой её плеча. — Успоко…

— Да чтоб ему пусто было! Сил моих больше нет, глаза бы на него не смотрели! — выкрикнула она сквозь приглушенные рыдания, размазывая лапой слезы по шерсти.

Лика растерянно хлопала глазами, переводя взгляд с пандаренки на Чао, который, вздыхая, кивал головой, уже не пытаясь вставить слово и, подхватив сумки, топтался, переминаясь с лапы на лапу.

Пандаренка, не переставая причитать, толкнула дверь, со скрипом провернувшуюся на петлях, и, сопровождаемая Чао, стала подниматься по лестнице. Лика последовала за ними, провожаемая взглядами столпившейся пандаренской детворы.

Лестница привела их на второй этаж, на лестничной площадке которого располагались три двери, одна из которых была приоткрыта. За нею обнаружился узкий коридор, ведущий мимо крохотной кухонки в немногим больших размеров комнату. Проходя мимо кухни, Лика заметила там пожилую пандареншу, дремавшую в углу с трубкой в зубах.