Терри Пратчетт - Движущиеся картинки [litres]

У Гаспода этот фокус никогда бы не получился. Ему бы пришлось подпрыгнуть, чтобы положить голову кому-нибудь на колени, – да и в этом случае он заслужил бы только пинок под зад.

Весь вечер он провел сидя под столом, откуда наблюдал за Лэдди с явным неодобрением. Позднее явное неодобрение сменилось неодобрением пьяным – Лэдди щедро делился с ним всей своей добычей.

После того как их обоих вышвырнули, Гаспод решил, что сейчас самое время прочесть лекцию на тему «Кто мы, псы, такие?».

– П-ред людьми не-зя люблезить… зебюзить… лебезить! – говорил он. – Так ты себя только роняешь… В грязь, да, в грязь. Нам никогда не избавиться от вековой зависимости от человека, если собаки вроде тебя будут нестись к хозяину по первому его зову. Ты меня, конечно…звини, но я был оч-чень разочарован, когда ты валялся там кверху пузом…

– Тяв!

– Ты – пес на побегушках у человеческого империализма, – сурово отчеканил Гаспод.

Лэдди закрыл нос лапами.

Гаспод попытался подняться, однако лапы его запутались, и он тяжело осел обратно. Немного спустя две гигантские слезы пробороздили шерсть на его морде.

– Конечно, мне шанса никогда не давали, – продолжал он, чудом поднимаясь на все четыре лапы. – Ну посмотри, как я начал. Меня сунули в мешок и швырнули в реку. Да, да, в самую настоящую реку. Милый крошка-щенок открывает свои глазки, смотрит, так сказать, на мир – и выясняет, что весь мир – это большой мешок. – Слезы так и капали с его носа. – Первые две недели кирпич был у меня за маму.

– Га-аав, – произнес Лэдди, выказывая свое искреннее участие.

– На мое счастье, меня бросили в Анк. В любой другой реке я бы захлебнулся и мигом отправился к собачьим праотцам. Я слышал, к нам, собакам, которые умерли, приходит такая громадная черная псина и говорит: «Фас твой пропил. Час. Пробил».

Невидящими глазами Гаспод уставился перед собой.

– Только в Анке не особо утонешь, – задумчиво промолвил он. – Жесткая очень речка – Анк.

– Тяв, тяв!..

– Вот она, собачья судьба… – пожал плечами Гаспод. – Образно выражаясь.

– Тя-ав…

Мутные глаза Гаспода наконец остановились на радостной, бодрой и беспробудно глупой морде Лэдди.

– И зачем я тебе все это говорю? Ты, наверное, ни словечка не понял, – буркнул он.

– Гав! – с надрывом произнес Лэдди.

– Счастливая ты тварь, – вздохнул Гаспод.

С другого конца аллеи донеслись взбудораженные возгласы. Кто-то кричал:

– Да вот же он! Глядите! Сюда, Лэдди! Ко мне, малыш!

– Это и есть Человек, – прорычал Гаспод. – Но тебе вовсе не обязательно следовать на его зов.

– Молодец Лэдди! Хороший мальчик! – пролаял Лэдди, послушно, хотя и с оттенком нерешительности, семеня в сторону голосов.

– Мы искали тебя по всему городу! – процедил один из инструкторов, замахиваясь палкой.

– Не бей его! – крикнул другой. – Ты только все испортишь.

Он вгляделся в сумрак аллеи и наткнулся на суровый взор Гаспода.

– Слушай, это тот кабысдох, что вечно болтается по округе! – воскликнул человек. – Честно говоря, у меня от него мурашки по коже.

– Ну так швырни в него чем-нибудь, – посоветовал ему товарищ.

Инструктор нагнулся за булыжником. Однако когда он выпрямился, аллея уже опустела. Пьяный или трезвый, Гаспод всегда мог положиться на свои безукоризненные рефлексы.

– Видал, да? – проговорил инструктор, изучая беззвучные тени аллеи. – Точно ясновидящий какой. Мысли умеет читать на расстоянии.

– Обыкновенная блохастая псина, – пожал плечами его товарищ. – Выбрось ты его из головы. Лучше давай поводок, поведем нашего друга обратно, пока господин Достабль ничего не узнал.

Лэдди безропотно последовал за ними в «Мышиный Век Пикчерз», где позволил посадить себя на цепь в своей же личной конуре. Вряд ли он испытывал какой-то восторг от сидения в конуре, но кто мог разобраться в той мешанине из чувства долга, обязанностей и эмоциональных пристрастий, что царила в его, за неимением лучшего слова, мозгу.

Пару раз испытав прочность цепи, Лэдди растянулся на полу и стал ожидать развития событий.

Через минуту-другую он услыхал хриплый голос, обратившийся к нему через изгородь:

– Я бы, конечно, передал тебе напильник в косточке, так ведь ты сожрешь его.

Лэдди мигом вскочил:

– Лэдди молодец! Хороший мальчик Лэдди!

– Тс-с! Тихо! Ты, главное, молчи. Ничего не говори. И настаивай на адвокате, – посоветовал Гаспод. – Сажание на цепь есть злостное нарушение всех человеческих прав.

– Г-гав!

– Ничего, ничего, я с ними рассчитался. Проводил главного до дома и хорошенько отлил на его парадную дверь.

– Г-гав!

Гаспод вздохнул и поплелся восвояси.

Время от времени из глубин его души всплывал вечный вопрос: так ли уж скверно кому-то принадлежать? То есть не просто считаться собственностью и сидеть на цепи в конуре, но в полном смысле слова принадлежать – захлебываться от радости при виде хозяина, подносить ему в зубах домашние тапочки и медленно уходить за ним, когда он уйдет в могилу…

Как видно, такая потребность в принадлежности крепко засела в голове Лэдди – скорее даже он уже был рожден с этой потребностью. Гасподу вдруг представилось, что это свойство как раз отвечает на вопрос «Кто мы, псы, такие?». В горле его родилось глухое рычание. Нет уж, он тоже пес и твердо знает, что те, кто носит в зубах тапочки, виляют хвостами на прогулках и сохнут по умершим хозяевам, не имеют ничего общего с настоящим псом. Настоящий пес – это прежде всего твердость духа, независимость суждений и врожденная хитрость.

Вот так-то.

Он слышал, что любая собака может скрещиваться с любой собакой, независимо от породы. Можно даже с волком скреститься. А это значит, что глубоко внутри каждой собаки кроется волк. Стало быть, из всякого волка можно вывести собаку, но волка из собаки не сделаешь. И если вдруг расшалилась подагра или начинают бесчинствовать блохи, значит, ты еще жив, ты – настоящий пес.

Далее Гаспод представил, как происходит брачная связь с волчицей – и что с тобой произойдет, когда дело будет сделано.

Но это неважно. Главное, настоящая собака не станет лить слезы счастья только потому, что ее приветил словом любимый хозяин.

Вот так-то.

Он зарычал на кучу мусора, как бы предлагая ей не согласиться.

Мусор зашевелился, и на поверхность вынырнула кошачья морда. В зубах кот сжимал полуразложившуюся рыбину. Гаспод подумал было в целях поддержания традиций напуститься на этого представителя кошачьего племени с лаем, но кот вдруг выплюнул рыбу и заговорил.

– Здорово, Гаспод.

Пес с облегчением вздохнул:

– Уф! Привет, кот. Я ничего дурного не имел в виду. Просто не признал тебя.

– Ненавижу рыбу, – процедил кот. – Но она, по крайней мере, молчит, когда ее ешь.