Николай Дитятин - Отступники [СИ]

— Тогда все, — кивнул Правый. — Вы готовы мой Автор? «Все будет хорошо». Сможете?

Сару сообразил, что обращаются к нему и пискнул:

— Я… Да, наверное.

— Четвертый, на счет три включай громкость на максимум.

— Х-хорошо.

— Раз-два-трии-и-и-и-начали!

Сару оцепенел на несколько секунд, но потом олимпийским усилием выпрямился и прогрохотал на половину Гиганы:

— ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО!!!

Испугавшись громкости своего заявления, он замолчал. Замолчала и толпа. В наступившей тишине было слышно, как лезвия срезают с поясов кожаные кошели. Где-то заплакал ребенок, проснувшийся от резких катаклизмов в обществе. Страх, приходящий снизу, сменился чем-то крайне напоминающим изумление.

— Не сработало, — схватился за голову суфлер. — Они не ликуют! Нужно что-то еще!

Сару посмотрел на него с сожалением. Не дожидаясь новых обсуждений, он добавил:

— И СПАСИБО, ЧТО ПРИШЛИ!!!

Перед ним упала плотная занавесь, и автора сразу оттащили на роскошную золотую каталку, больше похожую на таран для легко окованных ворот. Над ним склонилась черная борода тэна Вульгрика.

— Все будет хорошо, мой Автор вот увидите, — проворковал он. — Отличная концовочка получилась.

— Первый, да заткнись ты уже, — рявкнул тэн Валенс, нависая с другой стороны острым подбородком. — Простите нас за эту чепуху, мой Автор. Четвертый, прикажи всем свободным маггов устроить снаружи представление. Чтобы побольше дохлых варваров и поменьше цензуры. И марш, марш, греметь должен!

Ему ответили кивком шляпы.

Вокруг автора метались важные люди, одолевая его однообразной заботой. Вместо запятых у них было пресмыкательство, вместо точек — поклоны. Автор глядел на них, чувствуя неловкость, и кивал, раздумывая, когда же кто-нибудь догадается забрать у него скипетр и державу. Наконец, к нему на коленях подполз хранитель в церемониальном тряпье и, чуть не зарыдав, забрал все атрибуты. От этого Сару смутился окончательно и закутался с головой в изнурительно великолепное покрывало.

Сару помчали в Акт Здоровья.

Там его поместили в личную палату, удручающе роскошно и сложно обставленную, с тем расчетом, чтоб в ней не стыдно было и умереть. Квадратный нос Сару торчал из подушки редчайшего вуляжьего пуха как монолит. Каждый порошок и микстуру ему подносила отдельная сестра милосердия, а еще четверо нежно втирали в тело целебные мази. Его обследовали Верховный витамант и двое из Мудрейших. Все они сошлись во мнении, что в организме Автора что-то изменилось, но в уточнениях оказались ограничены.

Сару мечтал, чтобы его просто оставили в покое, и сообщал об этом из недр подушки.

Скормив ему еще немного тертых редкостей и сушеных диковинок, витаманты прописали сон, покой и фруктовые соки. После этого они ушли из палаты вместе с девушками, хотя насчет девушек Сару сомневался до последнего.

Минуты через две после этого в Акт здоровья доставили весь кабинет тэнов и половину значимых чиновников Гротеска. Всех их, немногим позже Автора, сломил тот же недуг при тех же симптомах: носовые кровотечения, обширная амнезия и склонность отвечать на вопросы таинственными междометиями. Тихий ужас посетил Гротеск, застывший в ожидании невиданной эпидемии Забыванки. Тихий, потому что Мудрейшие пригрозили заполонить фонтаны Гротеска жабами, если кто-то из черни вдруг надумает верещать или спекулировать самодельными лекарствами.

Сару ничего этого не знал. Он крепко спал, а когда проснулся, отвратительное настроение мообщило ему о том, что память вернулась.

Наполняясь душевным равновесием, Сару перебирал свои воспоминания, силясь понять, не пропало ли чего, пока он употреблял измельченные надпочечники и пил настойки на мизинцах. Пробираясь в прошлое, Автор все больше погружался в тоску. По колено увязая в общих картинах и шарахаясь от подробностей, Сару не мог поверить своему сознанию. Двадцать пять нерестов однообразных решений. Необъяснимых и, по-своему, чудовищных.

Сразившись с тяжелым и нестерпимо прекрасным покрывалом, Сару выкарабкался из перины, и перевалился на пол. Сидя на полу, он залпом осушил кувшин яблочного сока, отшвырнул его прочь и вскочил на ноги. Мерцая во тьме бледными лодыжками, добежал до двери и прислушался к тому, что происходило за ней.

Через секунду он, как полночный демон в пижаме, вырвался из своей палаты, напугав до визга дежурных сиделок, и вывернулся из заботливых рук личной охраны. Побежал по мирным коридорам, шлепая голыми пятками. Чувствуя за собой погоню, Сару перехватил случайного витаманта, и сжал его кадык прихваченным со стойки хрустальным пинцетом. Его подданные остановились, готовые подыграть любому капризу. Они были уверены, что их Автор величественно сошел с ума и теперь властно безумствует.

— Ниц! — хрипло заорал Сару. — Всем ниц, я сказал, иначе урежу жалованья!

Слуги и охранники с готовностью нырнули в белый плиточный пол, почти синхронно ударившись лбами. Сару оттолкнул витаманта в общую кучу почитания и сказал:

— Я в полном порядке. В полном. Не надо за мной следовать, — добавил он, отходя к выходу во внутренний двор.

И скрылся в ночи.

Через пятнадцать минут светодара в фонаре с инвентарным номером 42 настигло немыслимое счастье — его с головой завалили углем. Откормленный 42-ой полыхал как сжатый в кулак рассвет. Отгоняя этим сиянием карликовых летучих кошек, и распугивая пауков, Автор спускался в подземелья Гротеска. Каменная лестница вела вниз, в мрачные глубины, под ногами кто-то пищал почти членораздельно. Автор старался повыше поднимать ступни, чтобы не разорвать паутину. Это было бы чревато. Еще тщательнее он старался не смотреть вниз. Это, конечно, было временной мерой. Неподалеку находился фундамент акта Мудрейших, поэтому в самих катакомбах можно было встретить крысиный хвост несколько поворотов ведущий к хозяйке. Или таракана, крайне недовольного тем, что последние двадцать нерестов он никак не может протиснуться в вентиляционное отверстие.

Тараканы.

Автор поежился. Что может быть омерзительнее этих бессмертных насекомых? А когда они начинают шептать, их омерзительность становиться буквально сверхъестественной.

Сару отвлекся и почувствовал ногой сопротивление. Что-то тихонько тренькнуло.

Пауки заверещали.

— Извините, я не нарочно. Серьезно, больше не повториться.

Извиняясь через каждые несколько ступеней, Автор мчался вперед. Он понимал, что поступает недальновидно. Подземелья Гротеска были местом почти легендарным. Свободным, едва подконтрольным. Благородная власть верхнего Гротеска не снисходила до них. Чем выше в свое время поднималась великая твердыня, тем меньше здесь оставалось людей.