Николай Дитятин - Отступники [СИ]

— Это ничего, — миролюбиво сказал первый. — Все равно он больше походил на моржа с крыльями.

— А крабы? — напомнил третий.

— По-моему они в порядке, — пожал плечами первый. — Жрец знает, что делает. Это существо должно быть здесь. Ничего ужасного оно не сделало. Можем просто отнести его тому колдуну. Его зовут Вохрас. Видели, как он потушил пиратский сарай?

Варвары оживленно обсудили это зрелище. Вилл тем временем вышел на финишную прямую.

— Ладно, — согласился третий. — Берем его и несем к Вохрасу. Может он покажет еще что-нибудь.

— Он мой! — заорал Вилл. — Не трогать! Мой!

Третий варвар, взваливший Проглота на плечо, замер с согнутой в колене ногой.

— Вы ничего не слышали? — спросил он.

— Нет.

— А что?

— Он мо-о-о-ой!!!

— Вот опять!

— Точно, теперь, кажется, и я слышал. Как будто из каракатицы воздух выходит.

— Я думал это чей-то желудок.

— Это мой монстр!!! Найдите себе другого, переростки!

— По-моему это откуда-то из-за плотов. Может посмотрим?

— Да брось, наверняка пилигримы сохнут. Жара стоит.

— Да. Перед Тьмой всегда так.

Варвары ушли, унося с собой Проглота.

Вилл, ковыляя из последних сил, тяжело оперся на ближайший плот. Переведя дух, он вышел к корзинам. Измученные жаждой крабы вяло ползали под ногами. Вилл с досадой плашмя ударил одного мечом. Краб предосудительно поглядел на обидчика вытянутыми глазками и отодвинул клинок клешней.

Парень тяжко вздохнул.

И вдруг!

Веки его задрожали, из-под них выкатились сверкнувшие глаза.

Вилл вдохнул еще раз, шумно, стараясь набить себя доверху этим потрясающим воздухом.

Воздухом первой родины!

Он вскинулся и огляделся. Перед ним, далеко за крышами складов и бараков, лежал горб Твердых Вод, точно такой, как на самом старом его воспоминании, затершимся почти до беспамятства.

Из остановившихся глаз потекли слезы. Не поднимая отвисшей челюсти, Вилл подковылял к лестнице ведущей на вершину кораллового маяка, указывающему путь заблудшим в ночи плотам. Лестница винтом шла вокруг бледно-голубого конусообразного строения. Запнувшись о первую же ступеньку, Вилл, позабыв усталость, одолевающую его с путешествия по языку, принялся карабкаться вверх.

Эти переростки… Это были его братья! Его братья!

Он захлебывался от возбуждения.

Забравшись наверх, он обнаружил небольшую комнату под дощатой крышей маяка. Она напоминала пехотный дот, по амбразуре которого в темное время скользил мощный фонарь, поставленный на подвижное основание. Этот фонарь, и несколько десятков похожих, остался еще со времен рождения племени и то, как он работал, знал лишь Основной Терминал.

Внутри комнаты висел большой удобный гамак, стоял мощный, бескомпромиссно точно сколоченный стол, который был системой перемычек соединен с креслом, обитым кожей. На полках стояли десятки крохотных костяных фигурок, декораций и моделей. Еще в комнате находилось несколько бочек, и висели гирлянды разнообразной солонины.

Вилл, стараясь не заплакать от счастья, смотрел на старика-варвара, который удобно расположив живот под столешницей, сидел в кресле и вырезал маленьким бритвенным ножиком какую-то фигурку. Судя по отличительным фрагментам, женскую.

— Грум, грум, грум, — произнес старик, поднимая свою работу на свет и разглядывая безупречно симметричные груди.

Старика укрывала величественная грива полупрозрачных волос, скрученных в сплошные хвосты. Это делало его похожим на добродушного дикобраза. Причесанная и схваченная кольцами борода была заброшена на плечо. Стонерестовая кожа напоминала бордовую кору.

— Чтимый, — обмирая от волнения, позвал Вилл.

Старик, оскалившись, вырезал у фигурки лицо.

— Чтимый! — позвал Вилл громче.

Нет ответа.

— Чтимый!

Холка дикобраза дрогнула. Старик медленно обернулся и посмотрел на Вилла выкаченными лаковыми глазами. Кабинетный варвар замер, не чуя под собой ног. С минуту они молча глядели друг на друга. Не моргая и не двигаясь.

Старик вдруг приподнялся и сорвал с гирлянды кусок вяленого мяса. Стукнул об пол деревянный протез правой ноги.

— Десять, — сказал одноногий варвар звеняще-гортанным голосом. И с размаху ударил куском мяса об стол. Принялся рвать его на полоски и отправлять в рот. — Девять. Вошем… Семь. Шесть…

Вилл силился понять, что это значит.

— Пять. Четыре… — продолжал старик.

За этим отсчетом чудилась некая неотвратимо надвигающаяся опасность. На столе Вилл заметил метательный нож. «Он дает мне время назвать себя, — понял Вилл, — а если я не успею…».

Кадык Вилла панически дернулся. Он вспомнил, как он одет и как, Марлей побери, истощал.

— Три…

— Меня зовут Вилл, я — свой, я — стотри! Я сбежал из кабалы Авторитета!

— Два…

— Не надо, чтимый, позвольте мне объясниться!

— Один!

Вилл зажмурился. Какой нелепый конец! Вернуться, чтобы в неразберихе пасть от рук собственного брата!

В этот же момент остров издал ранящее уши громовое «фзиу-у-уд».

Старик довольно поскреб натянутый барабан живота.

— Маяк двадцать четыре, рапорт, — раздался тихий бесплотный голос.

— Горизонт чист, — сообщил дед. Он помедлил, разглядывая приоткрывшего глаза Вилла. — Все в порядке.

После этого он снова принялся за мясо.

— Здорово, да?

— Что? — слабо откликнулся Вилл.

— Убегать было здорово? — осведомился старик.

— Сначала, может быть, — успокаиваясь, сказал Вилл. — А потом все пошло наперекосяк.

— Проблемы с транспортом, да?

— Да, — покивал кабинетный варвар. — Меня зовут Вилл.

— Садись, — предложил дикобраз.

Вилл, не найдя другой мебели, взобрался на бочку.

— Рассказывай.

Самым трудным для Вилла было описать свое путешествие в Проглоте. Чтобы заменить одну Черепаху, он выдумал один пиратский корабль, один самодельный плот, несколько дельфинов и паруса из штанов. Дикобраз слушал так, словно где-то в рассказе Вилла он потерял несколько ящиков солонины. Весь рассказ занял ровно половину гирлянды над стариком.

— Я смотритель этого маяка, зовут — Иргуш, — сказал дикобраз, когда Вилл молчанием поставил точку в повествовании.

— Ты веришь мне, смотритель маяка Иргуш? — с надеждой спросил Вилл.

— Недавно у нас поймали шпиона, — неопределенно сообщил Иргуш. — С самой Гиганы говорят, шпионище. Лютый как акулий мозг.

Вилл внутренне напрягся.

— Это я к чему, — продолжал смотритель, — это я к тому, что сейчас у Жреца и блоков настроение остро. Я вижу парень, что ты из наших. Но легче легкого всем сейчас так рассудить, что ты окажешься перевоспитанным лазутчиком. Оно как: берется пленный стотри и дрессируется как дельфинчик. Бывали уже случаи. Его бьют, морят. А ты взгляни на себя: все равно, что обглоданный. Нет, не о моем доверии тебе надо думать. Не мне решать, что с тобой делать. Жрецу и блокам.