Николай Дитятин - Отступники [СИ]

Я выглянул за перила. Манекен, качаясь на волнах, бился головой о сваю.

— Олечуч… — начал я медленно.

— Я знаю, — отмахнулся тот в отчаянии. — Я знаю, — упал грудью на перила. — Когда я выдергивал из него ножи, он уже не дышал. Не дышал, не мог говорить, ничего не слышал и не понимал.

Он шатнулся и схватил меня за плечо.

— Он не смог. А мне так хотелось, чтобы у меня был друг.

— Мне очень жаль, Олечуч, — проговорил я.

— Нет, — сказал тот, принимая протянутый сухолюдом шлем. — Жаль тем, кто измывался над ним. Они заплатили. Справедливость.

Он надел шлем.

— И они не последние.

— На сегодня последние! — сурово возразил я. — Дальше пойдешь с нами, понял?

— Но как же справедливость?! — вскричал Олечуч взволновано.

— Нет!

— Еще немного справедливости!

— Хватит! Ты обязан мне освобождением и должен повиноваться!

— Сочащийся ошметок плоти, я обязан тебе, но над Кашей ты не имеешь власти! — прорычал Олечуч. — Ее тебе не остановить!

Я посмотрел на Кашу. Ее золотистая головка выглядывала из горловины нагрудника.

— Ладно, она может продолжать, — согласился я.

— Ха! — гаркнул Олечуч.

Я огляделся в поисках Рема. Несколько раз позвал его, и он появился из дверей постоялого двора. Из рук его тянулись вниз наполненные бурдюки. Еще пять болталось на поясе.

— Там уцелела бочка, — сказал он, бросая мне хлюпающий мешочек. — Не знаю что это за пойло, но пахнет оно как роза.

— О! — одобрительно выдохнул я, хватаясь деснами за пробку.

— Как роза, которую один раз уже съел хтанг, — закончил Рем.

— А на вкус как аквариумный налет! — добавил я сдавленно.

— Зато некрепкое, — вздохнул Рем. — Как раз то, что нам нужно. Эх, никогда не думал, что скажу это. Что за времена настигли нас?

— Ты заплатил хозяину? — спросил я отдуваясь.

— Нет.

— Что ж.

— Я потребовал от него информацию, — Рем поморщился и выбросил высосанный бурдюк, взял с пояса второй. — Он что-то кричал насчет сокровищ, спрятанных в надежном месте. Оказалось — брешет. Но я выяснил кое-что по-поводу сайцев. Они здесь уже несколько стодневий. Привозят варварам свое оружие и доспехи.

— Это все?

— От него никакого толку, — говорил Рем между глотками. — Пытается найти свои усы. У меня, говорит, были усы, куда они делись? Везде их ищет. У-ф-ф-ф, ну и моча.

Мимо нас прошли две варварки с кожаными сумками и несколько мужчин с носилками.

— Он внутри, да, — произнес Рем, провожая цепким взглядом женщин. — Не забудьте найти его усы!

— Пойдем, — сказал я, глядя на Олечуча. — Теряем время.

Кира послушно ждала нас там, где ее оставили. Однако, пока мы учавствовали в личной жизни чучела, она успела сделать что-то такое, отчего все ее существо начало испускать мягкое приятно пахнущее тепло. От него, по-видимому, должна была вскипать кровь всех названных природой самцов. Даже мое высушенное ломкое либидо, шевельнулось в своей яме, не говоря уж о раздувшихся ноздрях Рема.

А еще она притащила откуда-то огромную мертвую чайку.

— Что это? — спросил я, в ужасе глядя на птицу.

— Это чайка, — смущенно ответила Кира, удерживая ее на руках как ребенка. — Свежая. Понюхайте, как пахнет. Я ее берегла, еще птенчиком нашла и растила. Она для вас, господин Вохрас.

— Спасибо, — вымолвил я неуверенно. Уважительные жесты первенцев мне были в новинку. Что требовалось от меня в ответ, я не знал. — Это очень ценный дар, леди Кира, — осторожно заговорил я. — Но скажите, что я должен с ним делать?

— Я не знаю, — растеряно покачала головой Кира. — Ох, простите, я должна объясниться. У нашего народа сам факт передачи другому первенца чего-то очень ценного и созданного личными усилиями, имеет большое значение. Особенно если уничтожить что-то очень дорогое тебе. И чем больше сил было вложено, чем тяжелее жертва, тем ценнее дар. Вам, наверное, это может показаться странным, но, поверьте, это лучший способ продемонстрировать свою искренность. Я очень любила эту чайку. Ее звали Крикуша. Я плакала, когда душила ее.

Мне показалось, что мутный глаз Крикуши глянул на меня с загробной ненавистью.

Меня выручил Олечуч.

— Отдай ее мне, — сказал он алчно, схватив меня за руку. — Отдай ее мне. Отдай.

— Это допускается? — спросил я у Киры.

— Да, — она, помедлив, передала чайку Олечучу. Тот, злорадно бормоча, запихал ее под нагрудник к Каше. — Мне лишь нужно знать… Вы впечатлены моей жертвой ради вас, господин Вохрас? Это пока все, что я смогла придумать. Но я не остановлюсь на этом, клянусь тебе… Вам!

Перед стекленеющим внутренним взором Престона Вас От’Имара пронеслись картины жутких самоистязаний посвященных его рассеянному вниманию.

— Клянусь Первым, леди Кира я поражен вашим поступком до кончиков ногтей! — вскричал я торопливо. — Этой немыслимой жертвы мне хватит на несколько жизней! Прошу вас, не надо больше никого душить! И плакать.

— Господин Вохрас, вы… — срывающимся шепотом сообщила Кира и склонила голову на мою грудь.

Рем показал мне оттопыренный средний палец, что на универсальном языке жестов Гильдии Воров, означало крайнюю степень неодобрения. Невдомек ему было, что я готов был сейчас показать себе тот же самый палец, умноженный на сотню.

Океан — это нередко сцена для таинственных событий. Событий великих и грандиозных. Найдется место и для разных мелких шалостей. Бездна хранит еще много нерассказанных шуток, в отличие от истоптанной, порядком выдохшейся Суши, которая запуталась в бороде человеческой цивилизации.

Океан приходится тверди мрачным коллегой по цеху, который всегда держит ключ от своего стола и шкафчика при себе. Его самые интересные проекты, планы и черновики надежно упрятаны под изменчивыми волнами. В отличие от Суши, Океан понимает, что человеку нельзя дать осмелеть.

Твердь уверена, что Океану просто повезло со средой, в которой невозможно добыть огонь, а на мозги постоянно давит несколько центнеров воды.

Как бы то ни было, вернемся к шуточкам Океана. У него есть несколько избранных формул, которые безотказно работают на одном чистом человеческом страхе. Страх горит гораздо быстрее бензина и выделяет тепло во много раз активнее угля.

Помимо стандартных щупалец, заползающих ночью в незапертые пушечные раструбы на бортах; штормах, превращающих корабль в спички; и русалок, пользующихся стесненными обстоятельствами чисто мужского экипажа, у Океана есть корабли-призраки.

Эти зловещие пустые посудины крадутся по извилистым тропкам течений, мрачно шелестят лохмотьями паруса в потоках случайных ветров. Созданные человеком и для человека, без команды они превращаются в уродливые острова гниющего дерева, в которых обязательно таиться что-нибудь плохое. Корабль, не сумевший помочь своей команде, словно становиться сообщником произошедшего зла. Проклятым корытом он прыгает на волнах, вызывая ужас у встретивших его бедолаг.