Адам Робертс - Матрица÷Перематрица

— Максимум, что нам удавалось прежде, — продолжал Билл, — это грубая аппроксимация: любовь, ненависть, верность, чувства, имеющие отношение к бытию, к жизни и смерти. Машинные интеллекты, в конце концов, живые, они способны испытывать страх и радость от того, что живут. Однако нюансы, более тонкие эмоции, до последнего времени нам не давались. Ты — наш первый успех в этом направлении. Когда ты видишь привлекательную программу женского пола, то искренне и спонтанно конфузишься.

— Так все дело в смущении?

— Это исключительно значимая человеческая эмоция, — заверил Билл. — Крайне важный элемент бытия. И даже один из самых важных, поскольку порождает множество других, очень тонких эмоциональных откликов. Последние две тысячи лет мы пытались запрограммировать интеллект, который мог бы искренне конфузиться. Не просто имитировать человеческое смущение — краснеть, заикаться, все такое. Нет, который бы по-настоящему все это испытывал. И наконец мы добились успеха — в тебе.

Билл широко улыбнулся.

— Простите, — слабым голосом выговорил Немо, — я все равно не понимаю.

— Не забывай, — сказал Билл, — что через пару сотен тысячелетий Солнце поглотит Землю. К тому времени мы все — я хочу сказать, люди — окончательно переселимся в виртуальную реальность. Мы сумеем выстроить компьютеры, которые будут работать внутри Солнца; все станет даже проще, поскольку исчезнет проблема с источником энергии — внутри Солнца ее будет хоть отбавляй. Мы сумеем запрограммировать миллионы версий виртуальной реальности, чтобы каждый выбрал себе по вкусу. Кто-то предпочтет консенсуальные массовые реальности, населенные множеством других людей, а кто-то — свои собственные виртуальные реальности, где, кроме них, будут лишь ВИ, виртуальные интеллекты, такие как ты, Немо. Поэтому сейчас мы усовершенствуем программирование реалистичных ВИ. Если я обречен провести вечность в виртуальной реальности, населенной бесчувственными, беспардонными машинами, я чокнусь. Однако чем больше мы работаем, тем совершеннее вы становитесь. Способность конфузиться оказалась особенно трудной задачкой. Мы очень, очень довольны тобой, Немо.

— Но, — слабо выговорил Немо, — я думал, что я — Никто. Говорили, будто я — спаситель человечества.

— Это Ораковина тебе сказала?

— Ну… — Немо задумался. — Нет. Вообще — то она сказала, что я — не Никто.

— И совершенно правильно. Нет никакого Никто. У тебя есть одно особое свойство — проходить сквозь стены посредством сдвига по фазе. Это сделано для того, чтобы ты мог, когда понадобится, войти в мой кабинет.

— Вы могли бы, — заметил Немо, — устроить дверь.

— Нет. Мне нельзя иметь дверь, которая открывается, иначе некоторые программы (а иные из них живут в МакМатрице не первую сотню тысяч лет) будут ее вышибать и… ну… доставлять мне неприятности. Вернее, доставлять неприятности моей макматричной аватаре. — Он указал на себя.

— Они ненавидят вас.

— Система контроля — полицейские программы, которые следят за другими программами, — не имеют к нам ни малейшего отношения. Вы сами их создали по каким-то своим машинным соображениям. Однако они завистливы; им неприятно, что есть я. Поэтому я герметически отделен от остальной МакМатрицы, а все свои экспериментальные программы наделяю свойством проходить сквозь стены, когда они достигнут нужной кондиции. Вот и все.

— Я потрясен, — сказал Немо.

— Понимаю, — сочувственно проговорил Конструктор. — А теперь давай перейдем к твоему выбору. Думаю, он придется тебе по вкусу.

— Выбор?

— Да. Ты вошел в мой кабинет; это означает, что наша аппаратура зарегистрировала особое свойство твоего сознания, способность конфузиться. Следовательно, можно начинать новый эксперимент. Однако, как я уже сказал, ты чувствуешь. Все машинные интеллекты чувствуют, ибо наделены разумом и сознанием. Ты, например, чувствуешь любовь. К Клинити. Верно?

Немо почувствовал, что заливается румянцем.

— Да, — проговорил он ломающимся голосом.

— А она тебя не любит?

— Не любит.

— Ну, тут я ничего поделать не могу. Как ты сам говорил, машинный интеллект Клинити — это ее исходные параметры плюс опыт, воспоминания, интеллектуальный и эмоциональный рост. Все это личностные характеристики. Однако у нас по-прежнему хранится исходная программа. Мы можем вырастить ей реальное тело. Можем перезагрузить ее в МакМатрицу. После этого я мог бы внести незначительные изменения. Сделать так, чтобы она… — Он замолк.

Немо против воли подался вперед.

— Да?

— Чтобы она тебя полюбила, — заключил Конструктор. — Нравится идея?

— Неужели вы можете сделать так, чтобы Клинити меня полюбила? Чтобы мы были вместе? Я бы хотел этого больше всего на свете!

— Отлично, — сказал Билл, — только ты должен четко понять одну вещь. Я не могу перезагрузить Клинити, не стерев ее прежнюю. Новая программа все равно запишется поверх старой, и не исключены сбои. Поэтому, — он указал на стену, — я бы позволил Мусью устранить старую Клинити и после этого записал новую.

Немо повернулся к экрану.

— Вы говорите…

— Говорю.

— Говорите, что Клинити должна умереть, чтобы вы создали Клинити, которая меня полюбит.

— В точку! Все просто: я могу запустить сцену в коридоре, и через мгновение старая Клинити погибнет. А дальше честным пирком, да за свадебку. А могу немного изменить сцену: извлечь пули из пистолета Мусью. Могу сделать так, чтобы Клинити осталась жива; ты пройдешь через стену и вернешься к ней. Однако она тебя не любит и, увы, в теперешнем своем состоянии никогда не полюбит. Вот так.

— Ой, — проговорил Немо, осознав всю тяжесть выбора.

— Как мы только что обсуждали, — продолжал Конструктор, — с ее точки зрения она погибнет. Однако для тебя новая Клинити практически не будет отличаться от старой.

— Обречь Клинити на смерть, чтобы она была со мной, — тихо произнес Немо. — Так мне сказала Ораковина.

— Ораковина немного с приветом — провела в МакМатрице много тысяч лет и слегка двинулась умом. Тем не менее по сути своей это очень мудрая и проницательная особа.

— Вы предлагаете мне выбор: убить Клинити, чтобы обрести счастье с ее обновленной версией, или сохранить ей жизнь и обречь себя на жалкое одиночество.

— В общем, да.

— Как я могу жить, сознавая, что убил любимую женщину?

— Ну… — Конструктор почесал подбородок. — Думаю, поскольку рядом с тобой будет живая Клинити — нежная, любящая, — ты сможешь говорить себе, что она не мертва. Да и о какой смерти речь, если она будет такая же живая, как ты?

— Но эта Клинити, — Немо снова указал на стену, — умрет.

— Поверь, новая будет ничем не хуже — только она тебя полюбит. Если бы Клинити вышла из комнаты и вернулась ровно такой же, только с любовью к тебе, — стал бы ты жаловаться? Стал бы думать о том, что произошло вне комнаты? Или просто порадовался бы своей удаче?