Вячеслав Соколов - Не сердите толстяка [СИ]

— Какие такие оргии?

Батя, отставив в сторону посох, которым как раз и пытался выбить из меня дух, небрежно так опёрся на него и, подмигнув, пояснил:

— А это когда девки не могут тебя поделить, и ты по доброте душевной, и, так сказать, чтоб никого не обидеть…

— Вадик!!! — взвизгнула бабуля. — Ты чего такое ребёнку говоришь? — и уже мне: — Не слушай его, Тимоша, врёт он всё. У нас всегда всё пристойно…

— Ну да, — кивает батя, — на официальной части, может быть. А вот после, — и вновь подмигнув, убил меня наповал: — Это если ты себя проявишь. Знаешь, качество ведьмочек и их количество очень сильно падают, чем дальше ты от первого места. Ну а если облажаешься, — недобро так прищуривается, — то с тобой даже знакомиться никто не захочет. Поверь.

— Вадик, — бабка опять попыталась влезть, — оно понятно, что за этими девками не уследить… Так что может ты и прав, но ведь Тимке нельзя. Вдруг что случится?

— А вот и проверим, — кивает на браслет на руке. — Шла бы ты, мать, работать. А ноут оставь, я сам проконтролирую…

Они ещё чего-то там препирались, а у меня в голове засела только одна мысль. Разводят или нет? Вы же не думаете, что я вот так взял и поверил этим двум личностям? Им лишь бы Тима, проходя испытание, показал всем у кого самый большой… Ага. А мне оно надо? Главное — пройти и получить своеобразный аттестат зрелости колдовского мира. Но если батяня не врёт. Хм… А может и нет. Там ведь будет куча народу, и среди них очень много женского пола. А победители испытания — это как рок-звёзды человеческого мира.

Ой-ой… А я ведь ни разу на Шабаше не был. Возможно, там весело. Недаром же бабка никогда с собой не брала. Хотя сама с Томой регулярно туда мотаются. Отрываются! Ага. Пристойно у них там всё. Да если вспомнить, какие наряды они на себя напяливают… Вот ведь заразы. А меня, чтоб не мешал, значит, дома оставляли.

А когда, интересно батя успел позажигать? А? Тьфу на тебя, балбес, отец же как раз в шестнадцать и прошёл испытание — в своём роде уникум. Это мне там было делать нечего, только позориться. Отец-то, в отличие от меня, с детства колдует.

А чего это они сейчас-то меня решили загнать на испытание? Я что прям окрутел неимоверно? Хм… Двадцать один мне. А я ни разу на Шабаше не был. Наверняка люди задают вопросы, а то и… а фиг его знает что. Вот теперь чувствую, отец меня и будет гонять, пока не сдохну.

О! Вроде договорились. Бабка, плюясь ядом, удалилась. А я всё же решил уточнить:

— Пап.

— Чего, — вновь опускает посох, поднятый было для атаки.

— А это правда?

— Что? — а у самого уголки губ дрожат, сдерживается.

— Насчёт ведьмочек?

Оглядывается на ушедшую бабулю и кивает:

— Как говорится, есть что вспомнить, — и уже вовсю расплывшись в улыбке, прижимает палец к губам: — Мамке только не сболтни. Оно, конечно, мы тогда ещё не знакомы были… Но так спокойней.

— Да ты что! — я аж подпрыгнул от возмущения. — Ты за кого меня принимаешь?

— За раздолбая, — резюмировал, сбивая меня с ног подсечкой.

И началось — избиение младенца. Нет, конечно, никто меня не лупил что есть мочи, и не швырял с хеканьем на землю. Однако легче от этого не становилось. Стоило не слишком удачно взмахнуть посохом, как следовал тычок в какую-нибудь часть тела. По понятным причинам, батя меня всё же жалел. Так что работал вполсилы, но при этом отпускал ехидные замечания и не брезговал дать под зад пинка, стоило появиться малейшей возможности. То есть вовсю пытался разбудить Берсерка. Зачем?

После очередного, обидного до жути, пенделя по мягкому месту я взорвался. Посох совершил какой-то невероятный кульбит, отведя оружие отца в сторону, и устремился к челюсти. В самый последний момент я испугался и попытался придержать удар. Всё-таки передо мной не чужой человек, а родной отец. Вот только зря старался. Ноги мои уже оторвались от земли, так что удар в любом случае не достиг бы цели.

И хряпнулся я знатно, прям всей бренной тушкой. И наверняка бы головёнкой приложился. Вот только прежде, чем сей девайс, в который я ем, ударился о поверхность, перед моим ухом материализовалась нога, придержавшая мою многострадальную тыковку от удара.

— Понял, в чём твоя ошибка? — ехидно поинтересовался отец.

— Ты бы лучше спросил, как я, — прикидываюсь мёртвым.

— Ну, раз симулируешь, значит нормально. Вставай давай.

Со вздохом поднимаюсь: как показывает практика, отец отстанет, только если я себе что-нибудь сломаю, или, на худой конец, башка расколется. Что вряд ли. Это садист матёрый, опытный. От него просто так на «скорой» не уедешь. Вона как ловко ногу подставил. Ну, блин, тока оклемаюсь чуток… Я ему напомню, что с посохом с трёх лет тренируюсь. Хоть разок, но заеду. А ещё хорошо бы ему хоть один зуб выбить… Ну или палец сломать. О! Может под это дело удастся машину себе выпросить?

— Я спрашиваю, ты понял, в чём твоя ошибка?

— Нет, — качаю головой. Раздумывая, вот если прям сейчас нижним концом атаковать в коленку, попаду или нет?

— А если подумать? — настаивает. И как будто по глазам поняв, что я задумал, отодвинулся.

— Ну, у тебя два сына, и одного тебе не жалко, — зло и желчно бросаю обвинение. — Даже если ты меня прибьёшь, всё равно у тебя ещё один…

Хрясь… Лежу, смотрю в небо. Интересно, зубы целы? А и пофиг, что в ухо получил. Всё равно птички по небу летают: голуби. А может, плюнуть на всё и обратиться в ворона — Князя Неба? И погонять эти недоразумения? Вот скажите мне, чего это я на отца наехал? А? Ну ведь понятно же, что он как лучше хочет… И не надо меня трясти…

— Тимка, Тимка…

— Да нормально всё, — вяло отталкиваю его руку, и, продолжая любоваться птичками, продолжил: — Извини, пап. Зря я…

— Чего? — даже дёргать перестал, стоит, смотрит выпученными глазами.

— Извини, говорю, — протягиваю ему руку. Помогает подняться.

— Тимоха? — отец явно обалдел от такого. Так ему и надо, а то взял моду в ухо бить. — Может, бабку позвать? Компресс какой?

Вздыхаю:

— Если я тебе зуб выбью, машину купишь?

Батя задумался, почесал затылок и выдал:

— Вон что звездюлина святая с человеком делает. И чего это я раньше не додумался?

— Так что насчёт машины?

— Пройдёшь Испытание, я тебе «Крузера» подарю, — и ехидно усмехается. — А я уж испугался, что у тебя крыша поехала. Всё-таки меркантильный ты тип, Тимоха.

— А за зуб?

— А за зуб… А за зуб ничего.

— А я бабушке пожалуюсь, — но отец только усмехнулся. Ага, наивный: — И маме.

Вот тут он уже задумался. Если наши женщины объединятся, то всё, хана… Поэтому батя задумчиво покрутил головой, как бы осматриваясь, и поднял правую руку. На среднем пальце красовался перстень:

— Получишь вот это.

— Мать моя ведьма, — у меня даже дыхание спёрло.