Михаил Харитонов - Золото твоих глаз, небо её кудрей

В этот момент мираж мигнул и пропал {151} . Вместо него появились какие-то поля, потом виноградники, мелькнула сосновая роща. Солнце вспыхивало то справа, то слева, всё крутилось и вертелось, быстрее и быстрее. Коту быстро надоела эта свистопляска и он, отвернувшись, решительно двинулся вперёд.

«Щщи» стояли где положено и на первый взгляд не изменились: то же самое приземистое строение с плоской крышей и глухими стенами. Однако коту сразу почуялось неладное. Что-то было не так, вот только непонятно что.

Вблизи перемены оказались заметными и по большей части неприятными. «Щщи» заметно сдали. В щелях бревенчатых стен завёлся мох. С крыши свисала какая-то дрянь. Крыльцо перекосилось, и было видно, что чинить его никто не собирается. А главное — стояла тишина. Из зала не доносилось ни музыки, ни смеха, ни даже звуков доброй кабацкой драки. Впечатление было такое, что кабак заброшен.

Единственным предметом, выглядящим ново и свежо, была вывеска. Голубенькая с розовой окантовкой, она очень выделялась на общем сумрачном фоне. Но и она не столько радовала, сколько озадачивала, ибо на ней было написано: «Харчевня Три Пескаря». Внизу крупными буквами было добавлено слово «ХАЛЯЛЬ».

Базу всё это очень не понравилось. Он посмотрел в рентгене сквозь доски и никого не обнаружил. Тогда он осторожно потянул дверь на себя. К его удивлению, она легко открылась, даже не скрипнув: петли были явно смазаны.

Насколько коту помнилось, за дверью должен был быть короткий тёмный коридорчик. Он и вправду был, и за истёкшее время длиннее и светлее не стал. Быка-охранника не было. Зато появилась пыль, грязь и запах палёной шерсти.

А над дверью в зал была прибита голова крота.

Надо сказать, выделана она была качественно. Таксидермист даже сумел придать невыразительному кротовьему рылу толику радушия и доброжелательности. В зубах голова держала табличку с надписью «Добро пожаловать!»

Голову кот узнал. Это был Карл, позывной «Римус», с которым они тепло и по-дружески расстались после тризны по петуху Защекану.

Зал тоже изменился — не то чтоб разительно, но ощутимо. Светящихся палок стало меньше. Через деревянную лестницу с вертящейся ступенькой перекинули пару досок. Брутального вида столы, сколоченные из плах и толстых досок, куда-то пропали. Вместо них стояли невыразительные столики и стулья, совершенно одинаковые — все для хомосапых. Дверь в биллиардную была ликвидирована как класс. Как и сама биллиардная. На её месте стоял самый натуральный очаг, с вертелами и сковородками. От них шёл такой дух, что у кота аж слюньки потекли, а местами даже и вспенились.

И при всём при том зал был пуст. Ни единого посетителя не было в нём в этот поздний, голодный час. Ни — ко — го, то есть абассалютно.

За стойкой спал стоя жирафчик Мариус. Голова его — почему-то украшенная шапочкой — лежала на верхней полке, где раньше были стопки и бокалы. Теперь их не было: стойку украшали исключительно чашки и кружки.

Кот пересёк зал, подошёл к стойке и постучал по ней кулаком.

Жирафчик дёрнулся, отпрянул. Потом открыл глаза. В них последовательно отразились: 1) непонимание, 2) узнавание, 3) ужас. Он потряс головой, будто пытаясь отогнать кошмарное видение. Зажмурился, проморгался. После чего внезапно выскочил к гостям, низко кланяясь. Шапочка слетела с головы, и кот увидел голую воспалённую кожу и кривые швы.

— Милостивые государи, здоровья и добра, прошу вас, прошу, — затараторил жирафчик, заикаясь и глядя в потолок. — Мы рады, мы очень рады, господа, что вы удостоили своим присутсвием… присуствием… — никакой радости на лице длинношеего Базилио не заметил. Впрочем, решил он, проблемы кабатчика должны волновать посетителя не в первую очередь.

— Водки, — потребовал Баз. — Соточку. Быстро.

Морду жирафчика, и без того не особо приятную, вконец перекосило — как будто пред ним встал слон и потребовал анальных услуг.

— Водки н-н-нет, уважаемый Б-б-б, — заикаясь, выговорил он, явно пытаясь вспомнить имя кота, но не продвинувшись дальше первой буквы.

— Тогда пивасика тёмного, — тем же тоном сказал кот.

— У нас нет н-н-никакого алкоголя, — жираф опустил голову.

— А если найду? — прищурился кот.

— Н-н-н-не н-н-не-на… — залепетал Мариус, дрожа как осиновый лист.

«Да что ж тут такое творится-то», — досадливо подумал кот и спросил еды.

Жирафчик немного приободрился и сказал, что с едой всё нормально и почему-то добавил, что всё халяльное. Однако жрачка оказалась вполне себе ничего: жареный барашек, гусёнок с вертела, пара голубей. Мариус свистнул подавальщицу — располневшую рыжую выдру, закутанную в чёрный платок по самые глаза — которая ловко сдвинула столы, принесла тарелки и приборы, а также огромный медный чайник, полный кипятка. Мариус лично заварил дорогим гостям чай с мятой. Кот выдул целую кружку и только после этого почувствовал, до чего же голоден. И перевёл желудок на форсированный режим {152} .

Минут через десять всё устаканилось. Баз уплетал барашка. Алиса осторожно обгладывала голубиное крылышко. Розан Васильевич вежливо, но твёрдо отказался от сухопутной кулинарии, попросив себе только чистой воды и мелкой сырой рыбы. Что касается бамбука, он смотрел на стол с тоской — его до сих пор мутило. Алиса, сжалившись, посоветовала ему съесть что-нибудь абсорбирующее. Мариус достал тёплую, свежевыпеченную чиабатту и оторвал от неё три корочки. Буратино сумел впихнуть в себя одну, после чего вылез из-за стола и побрёл в угол, где лежало что-то вроде собачьей подстилки. На неё он прилёг, скорчившись так, что колени упирались в подбородок — и забылся в изнеможении.

На это уже никто внимания не обратил. Все насыщались.

Утолив первый голод, кот снова взялся за жирафчика, требуя алкоголя — или хотя бы объяснений, почему его нет. Мариус повздыхал-повздыхал, присел вместе с гостями, положил себе овсяного пирога, и принялся рассказывать.

После всех перипетий на заведение наложили-таки лапу шерстяные. Вольную торговлю артефактами и снарягой они переключили на себя, цены установили свои. Естественно, артефакты тут же поплыли в другую сторону — нахнахи очень уж жадничали. С другой стороны, оружия и снаряжения стало даже больше, как и порядка, а сталкерских грошей всё ещё хватало, чтобы выпить и закусить. К тому же в «Щщи» повадились ходить курсанты из Гиен-аула. Они и раньше тут появлялись (с ними-то Базилио и поцапался в ноябре), но теперь рядом проложили хорошую дорогу с постоянным почтовым сообщением. Так что клиентуры прибавилось.

Увы, новые гости оказались проблемными. У шерстяных всегда были тяжёлые нелады с выпивкой из-за каких-то особенностей обмена. Поэтому алкоголь в конце концов объявили харамом и запретили. К сожалению, нахнахи строго блюли учение Тарзана только в казармах и под приглядом начальства. Несмотря на все запреты, они всё равно требовали водки и вина. И получали водку и вино, так как спорить с шерстяными было себе дороже. После чего перепившиеся военнахи начинали буянить. В подробности Мариус не углублялся, но, судя по кислой морде жирафчика, буянили они от души. Потом они отрубались, а утром жутко мучились от отходняка и отпаивались холодным пивасом.